– Хорошо, – улыбнулась она. – Итак, Питер, из больницы мне любезно прислали вашу биографию. Ну и я, конечно, читала о вашей работе. Но хотелось бы знать, что привлекает вас именно в этой области медицины?

Доктор со вздохом откинулся на спинку такого же, как у Алекс, потертого кожаного кресла. Несколько секунд он, глубоко дыша, пристально смотрел ей в глаза, затем медленно поднял руки и заложил их за голову.

Она знала, что ему сорок один, но выглядел он старше. Под глазами в красных прожилках протянулись глубокие борозды. Веки полупрозрачные, сизовато-серые. Волосы – и не прямые, и не кудрявые; казалось, на голове у него, подобрав лапки, устроилась морская свинка.

– Дело в том, Алекс, что для меня работа – это не совсем область медицины; я скорее исследую людей. И это очень важно. Люди – это очень важно. Невозможно стать настоящим врачом, не научившись ценить человеческую жизнь.

Она понимающе кивнула и жестом предложила ему продолжать.

– То, чем я сейчас занимаюсь, – нечто удивительное. Это настоящий вызов нашим привычным представлениям о грани между сознательным состоянием и бессознательным.

Его лицо, на котором во время этой короткой речи возникали какие-то нелепые ужимки, разгладилось. Доктор опустил руки на исцарапанный стол, сцепив пальцы.

Наверно, отрепетировал заранее, подумала она. Впрочем, не важно: лишь бы было что цитировать. Потом можно будет плавно перевести разговор на Эми Стивенсон.

– С пониманием механизмов мышления дела у нас обстоят неважно. И я не имею в виду психологию: речь о банальной физиологии мозга, о том, как он управляет нашим сознанием, поведением, способностью к общению! Наука еще столького не знает – но, если кто-то утрачивает способность общаться привычным для нас способом, он оказывается вне общества.

Теплый огонек в его глазах погас. Доктор обессиленно откинулся на спинку кресла, глядя сквозь Алекс куда-то в сторону двери.

– Это правда, что в сорока процентах случаев диагноз «вегетативное состояние» ставится неверно? – спросила она: пусть видит, что она подготовилась.

– Ох уж эти цифры! Вы, журналисты, просто помешаны на цифрах, которые можно вставить в заголовок. – Он пренебрежительно отмахнулся. – Мы не знаем. Точно можно утверждать лишь, что многие из тех, кого до сих пор считали, так сказать, «овощами», на самом деле проявляют признаки высшей нервной деятельности. Может, их двадцать процентов, а может, и больше. У всех свое мнение; на каждого ученого, уверенного в цифре «двадцать», найдется тот, кто вообще отвергает саму идею.

– Очень интересно, как вы замечаете эти признаки? Вы говорили, что они умеют общаться, но только не тем способом, к которому мы привыкли. И как же они это делают?

– Ну, поскольку они способны мыслить, то хотят как-то свои мысли выражать. Тут можно провести аналогию с локальной компьютерной сетью. Вам знакомо это понятие?

– Да, – ответила она в надежде, что ее смутных представлений о локальных сетях будет достаточно.

– Отлично. Итак, в локальной сети циркулирует некая информация. Пусть это будут мысли или воспоминания – не важно. Вы можете работать с ними, но не можете отправить их наружу, за пределы сети. Информация ходит, образно говоря, по кругу.

– Понятно.

Доктор помедлил.

– Да? Хорошо. Так вот, у этих больных в голове тоже имеются данные. Воспоминания и мысли, которые бегают по локальной сети. Вот только поделиться этими мыслями, вырвать их из замкнутого круга они не могут. Поэтому мы должны – позвольте мне провести такую несколько натянутую аналогию – хакнуть эту сеть и заставить ее работать на нас.

– И как вы это делаете?