– А где остальные? – озираюсь я в недоумении.

Те переглядываются, разом начинают ухмыляться:

– Да палач наш заигрался, истосковался по любимому делу, ну и мы, конечно, его подбадривали. В общем, запытал всех до смерти. Один вон остался, рыжий, отродье сатаны. Шарль не вовремя вмешался, решил проверить, что тут у нас творится. Этого завтра сам будет пытать, но уже медленно и с расстановкой.

Закончив, разбойник равнодушно пихает рыцаря, связанного по рукам и ногам, тупым концом копья в живот так, что тот, невольно вскрикнув от боли, складывается вдвое. Я пристально гляжу на пленника. Молодой, чуть постарше меня, рыжеволосый мужчина с открытым лицом, твердыми губами, глаза – голубые, как небо. Рыцарь бросает на меня короткий испытующий взгляд, неожиданно подмигивает. Мол, выше нос, перебедуем.

Тут-то я и понимаю, что не оставлю его на пытки и верную смерть. Вот не оставлю – и все. Не дам здешним бандитам решать, жить ему или умереть. Я уже решил – жить, и точка! Если уж сам выбрал свободу, то дай ее и другим. Легко сказать – трудно сделать. Сторожат его двое крепких ребят, причем оба с копьями, на поясе у каждого – длинный нож. Грудь прикрыта кожаными латами, вот на голове ничего нет, потому что разгильдяи. Но не лекарю пасовать перед такими трудностями. Я хищно ухмыляюсь.

– Слыхали, ребята, я на днях женюсь, – с некоторой гордостью признаюсь я.

«Ребята» оживляются и принимаются незаметно подпихивать друг друга локтями, похоже, один я не слышал о грядущей свадьбе.

– И на ком, если не секрет?

– На Жанетт, – признаюсь я скромно.

– Достойная девушка, – авторитетно заявляет один.

– Это точно, – поддерживает второй.

– Выпьем? – невинно предлагаю я.

– Ну, раз ты угощаешь, мы не откажемся.

– Ради свадьбы я личного бочонка бренди не пожалею, весь выставлю. Ну а вам, как первым, кому сказал, налью прямо сейчас.

Я копаюсь в мешке, якобы разыскивая фляжку. Добавить опия в бренди в царящей полутьме дело нехитрое даже для ребенка. Не проходит и пяти минут, как молодые люди отключаются.

– В здоровом теле – здоровый сон, – одобрительно киваю я.

Трофейным ножом рассекаю сыромятные ремни, которыми связан пленник. Минут десять растираю ему руки и ноги, пока не восстанавливается кровообращение и рыцарь не приходит в себя настолько, что может двигаться.

– Выведу тебя за пределы лагеря, а там – как знаешь, – бросаю я пленнику.

Тот кивает и первым делом тянется к оружию. Что значит рыцарские рефлексы: без острого колюще-режущего предмета человек чувствует себя, как мордой об асфальт, то есть – некомфортно.

– Это что тут, измена? – с холодным торжеством выкрикивает чей-то гнусавый голос.