- Насовсем? - переспросила Эша.

   - Я увольняюсь.

   - Ты - что? - Эша чуть не уронила террариум. - Но ты же... как же... Ты нашла другую работу?

   - Думаю, будет проще, если мы поговорим об этом через неделю. Насколько я понимаю, ты собираешься задержаться в Шае. А как же Москва? Ты ведь у нас карьеристка.

   Шталь, ошеломленная и новостью, и вопросом, пробормотала, что, дескать, у нее появилась некая заинтересованность в области шайской административной структуры, после чего жалобно попросила Полину не озвучивать то, что она могла сейчас услышать в ее интонации, ибо она, Эша, слышать не хочет о том, что сейчас могла иметь в виду.

   - Мне не особенно важны причины, которые держат тебя здесь, ребенок, - Полина переплела пальцы. - Просто, разумеется, я предпочла бы, чтобы мы обе оставались в Шае. Так мне легче за тобой присматривать.

   - Поля, я уже довольно давно не в детском саду, - слегка рассердилась Эша.

   - Это не мешает тебе постоянно совершать глупости, - Полина с надменным лицом сделала рукой прогоняющий жест. - А теперь - катись на свою работу!

   - Не понимаю я вас, Полина Викторовна, - пропела Эша, отпирая входную дверь. - Ладно я, у меня причины... А тебе-то что тут делать? Ты привыкла разъезжать, мир смотреть. А Шая - обычный город.

   Тряхнув головой, она захлопнула за собой дверь и весело запрыгала по ступенькам. На выходе из подъезда ей попался сосед со сложенным зонтом под подмышкой. Эша обошла его как можно дальше и бодро зашагала на остановку. "Фабию" отогнали на стоянку перед ейщаровским офисом, и она собиралась забрать ее только сегодня вечером.

   Утро было чудесным, нежарким, с великолепными рассветными красками, гармонично сочетавшимися с зеленой палитрой шайской флоры. Птицы щебетали, как им и положено, цветы источали ароматы, от сонной, довольно бормочущей Шаи тянуло свежестью. Шталь немедленно преисполнилась хорошего настроения и по дороге купила у сонной торговки букет огромных ромашек. Никому не возбраняется приходить на работу с ромашками, даже эшам шталь, определенным в уборщицы злой волей коварного Олега Георгиевича.

   Уже на подходе к ейщаровскому офису Эша поначалу решила, что ошиблась. Только знакомые островерхие башенки здания убедили ее в обратном, но в остальном и офис, и местность вокруг него выглядели совершенно иначе, и дело тут было уж точно не в том, что Эша была здесь лишь дважды и попросту успела все позабыть.

   Автостоянку почти полностью закрывала густая рябиновая роща. Деревьев не только стало намного больше с марта. Когда Эша уезжала, деревья выглядели довольно взрослыми. Теперь же они выглядели предельно взрослыми, словно время здесь шло иначе, и шесть месяцев обратились не менее чем двадцатью годами. Эша привыкла к низкорослым шайским рябинкам, редко превышающим два человеческих роста, эти же деревья были огромными, практически вровень с башенками здания, лукаво выглядывавшими из густой глянцевитой листвы, зелень которой еще не тронуло дыхание подступающей осени. Ейщаровский офис походил на затерянный в рябиновом лесу замок, выглядя совершенно нереально, словно современный зелененький автобус привез Шталь в какую-то сказочную страну. Она даже машинально обернулась на развилку дворовой дороги, на машины, мчащиеся по трассе с абсолютно несказочным ревом, потом вновь посмотрела на рябины, от которых исходило отрешенное спокойствие. Наливающиеся оранжевым шарики ягод смотрелись очень нарядно, но находились слишком высоко, чтобы можно было сорвать хоть одну.

   Хмыкнув, Эша ступила на одну из дорожек, вившихся между деревьями, прошла с десяток метров и остановилась, оглядываясь. Стоянка осталась, но теперь выглядела как-то скромно. Из небольшого фонтана один за другим распускались прозрачные водяные цветы, окутанные облаком мельчайших брызг, вокруг же, на клумбе, цвели цветы настоящие, поражая глаз разнообразием красок и форм. На людей, занимавших новенькие лавочки под сенью рябин, Эша внимания не обратила - люди терялись во всем этом великолепии и смотреть на них было неинтересно. Она обошла фонтан и с любопытством посмотрела на двух традиционных мраморных львов, возлежавших по обе стороны крыльца, потом задрала голову и оглядела фасад здания. Почти на всех карнизах теперь обитали диковинные каменные зверьки самых разнообразных видов, которые, несмотря на это свое разнообразие, были тут удивительно к месту. Этого скульптурного зверинца тут тоже раньше не было и, уж тем более, не было вывески, красовавшейся над входом. Вывеска была суровой, официальной, и на ней, золотым по черному было выведено:

   Институт исследования и статистики сетевязальной промышленности.

   - Да не бывает такого! - вслух удивилась Эша, озадаченно глядя на вывеску. Название не только казалось абсолютной белибердой. Оно еще и навевало невероятную скуку. Мало кому интересна статистика сетевязальной промышленности.

   Шталь бросила взгляд на часы - до начала рабочего дня оставалось еще семь минут. Она нерешительно потопталась перед крыльцом, воровато посматривая на окна, потом решительно шагнула к короткой лесенке между скучающими мраморными львами...

   И в следующее мгновение оказалась метрах в пяти от нее, шумно дыша после, пожалуй, самого стремительного броска в своей жизни. Пошатнувшись, Эша поставила террариум на асфальт, положила на него ромашки, и ошеломленно заморгала, пытаясь понять, что произошло. Впрочем, понимать было особо нечего. Она почти ступила на первую ступеньку, после чего развернулась и припустила со всех ног, подстегиваемая неизвестно откуда взявшимся первобытным ужасом, словно за ней по пятам гналось клыкастое чудовище, горячо и смрадно дыша в шталевский затылок. Ужас, длиной в бросок от крыльца, пропавший так же неожиданно, как и появившийся, и сейчас казалось почти невозможным, что он вообще был.

   - Что за ерунда?! - Эша огляделась, потом приподняла закрывавшую террариум ткань. Бонни, опершись четырьмя лапами о стекло и невероятно распушившись, смотрела в сторону крыльца, и во всей ее позе читался тот же вопрос. Шталь опустила ткань и тоже вновь посмотрела в сторону крыльца. Крыльцо было самым обыкновенным - таким же, как и в марте. Беззрачковые глаза мраморных львов, смотревших друг на друга в ленивом полуобороте, ничего не выражали. Львы казались сонными, пожилыми, кроме того, явно находились в первой стадии ожирения. Тяжелая дверь была неподвижна, стекло улыбалось бликами от восходящего солнца, словно насмехаясь, массивная литая ручка мягко поблескивала.

   Оставив террариум стоять на асфальте, Эша снова ринулась к крыльцу, у самой ступеньки заложила крутой вираж и на большой скорости чуть не въехала носом в рябину, произраставшую метров за восемь от крыльца. На этот раз охвативший ее ужас был не первобытным, а вовсе каким-то несерьезным, детским, но, тем не менее, подействовавшим. Еще на бегу ей отчаянно захотелось забраться с головой под одеяло, но одеяла с собой не было, а когда Шталь заключила в объятия теплый рябиновый ствол, ужас уже пропал, и нужда в одеяле отпала. Эша отпустила дерево и медленно повернулась. Брошенный террариум сиротливо стоял перед крыльцом, и даже с такого расстояния Эша слышала доносящийся из него негодующий стук. Рябиновые ветви мягко шелестели на легком ветерке, шарики ягод игриво покачивались. Журчание водяных цветов, выраставших в фонтане, навевало дрему. На упитанных филейных частях мраморных львов шевелились тени. Все это пахло абсолютным издевательством.