Бекка отошла на несколько шагов, чтобы заглянуть под поезд, однако жертвы не было видно. Все, что ей удалось разглядеть, — это белая кроссовка, лежащая подошвой вверх.
— Это не может быть самоубийством? — спросила она.
— Никто не видел, чтобы он прыгал с платформы, и кто-то сказал, что он ругался с другим человеком как раз перед тем, как это случилось.
— Свидетели все еще здесь? — спросила Бекка.
— Нет, они, кажется, ушли вместе со всеми.
— Была ли платформа переполнена? Мне показалось, людей было довольно много.
— Мы не допускаем, чтобы она переполнилась, — возразил Дев. — Бригада, работающая наверху, в часы пик делает все, чтобы количество пассажиров, входящих на станцию, не превышало пределы.
— Люди часто падают под поезд?
— Увы, часто. Если брать статистику по всей транспортной сети, то примерно по одному в день.
Бека переключила внимание на работницу станции, которая спустилась на пути, а потом по-пластунски поползла под поезд. Следом за ней направился парамедик в зеленой форме.
— Что они делают?
— Иногда упавшие скатываются в «канаву самоубийц» — она проложена совсем не для этого, а для стока воды, но помогает уменьшить количество смертельных случаев. Но если мы не слышим криков или просьб о помощи, нужно пролезть под поезд, чтобы посмотреть, жив ли еще упавший. Может быть, сказать ему, что «Скорая помощь» уже едет. Я знаю коллег, которым приходилось придавливать раненых собой, чтобы они не дергались, когда по контактному рельсу снова пустят ток, чтобы можно было отогнать поезд.
— Понятия не имела о таком, — отозвалась Бекка.
— Мало кто понимает, что нам приходится делать. Зато все готовы обзывать нас всякими словами, если поезд опаздывает.
Они молча ждали, глядя, как работница станции и парамедик скрываются под поездом. Бекка обернулась, чтобы посмотреть, как там машинист. Он сидел на лестнице, ведущей наверх с платформы; в его руках курился паром полистироловый стаканчик, который кто-то сунул ему. Машинист сжимал стаканчик обеими ладонями, но когда кто-то из коллег попытался увести его прочь, он отвел его руку, не в силах оторвать взгляд от мрачной сцены. Бекка посочувствовала ему. Скорее всего, машинист сделал все, чтобы избежать столкновения, но она понимала: ему будет трудно отделаться от чувства вины. Она сама научилась жить с таким чувством и надеялась, что машинист тоже сумеет это сделать.
Тяжелое молчание прервало появление работницы станции, выползшей из-под поезда.
— Мертв, — сказала она, встряхивая головой и счищая грязь с волос и одежды. — Голову почти отрезало. Неприятное зрелище.
Вдоль платформы к поезду направились несколько человек в форме Британской транспортной полиции, их сопровождали два парамедика с носилками. Один из полицейских успокаивающим жестом положил руку на плечо машинисту, и Бекка заподозрила, что он просит того пройти стандартный тест на содержание в крови алкоголя и наркотиков — чтобы очистить от подозрений в правонарушении.
К тому времени как Бекка представилась офицеру транспортной полиции и изложила ему те немногие факты, которые знала, поезд отогнали по рельсам назад, а тело подняли на платформу. Несмотря на то что Бекка не в первый раз наблюдала подобную кровавую смерть, ей захотелось отвести взгляд. Однако ее внимание привлекло нечто, блеснувшее в свете потолочных ламп. Она присмотрелась поближе и отметила татуировку погибшего. На указательном пальце он носил массивное серебряное кольцо. Татуировка тянулась по кисти руки до самых костяшек пальцев. Она изображала некое существо, похожее на черта, с кожей, напоминающей древесину, и с рогами, торчащими из белой волнистой шевелюры. Лицо и глаза существа были красными; рядом с ним была изображена желтая роза, кончики ее лепестков доходили до пальцев погибшего.
Кости запястья были переломаны, и кисть отгибалась к внешней стороне предплечья. Бекка содрогнулась при мысли о столь жестокой смерти на глазах у публики. Сама она надеялась — хотя вряд ли всерьез ожидала, что в назначенный ей час просто уснет в своей уютной постели и не проснется утром.