Фиат полиции прибавил газу на виа ди Порта Анджелика, чтобы вскоре оказаться, взвизгнув тормозами, у высоких стен Ватикана, аккурат у Двери Ангелов. Полицейский открыл дверцу и издал нечто похожее на хрюканье, дав понять Томашу, чтобы следовал за ним. Гость Рима вылез из машины и не мог не остановить взгляд на подсвеченной громаде, возвышавшейся слева, — это был всемирно известный величественный свод базилики Святого Петра, казавшийся в ночи спящим гигантом.

Они направились к ватиканскому кварталу в районе Бельведера, итальянец торопливо шагал впереди, а португалец шел за ним, еще не представляя, что такого могло произойти. Полицейский отдал честь высокому мужчине, ожидавшему их у Двери Ангелов. Одет он был более чем крикливо: какая-то мешанина из синих и желтых полос, как будто речь шла о штандарте, а не об одежде. И при этом еще черный берет на голове. Шут гороховый? В таком месте?

— Professore Норонья, — произнес, здороваясь, незнакомец в карнавальном наряде. — Следуйте, пожалуйста, за мной.

Несколько пришибленный головокружительными переменами, Томаш тихонько ругнул сам себя. Как он мог принять швейцарского гвардейца за шута? Спал что ли на ходу? Ведь этот костюм, показавшийся ему карнавальным, был придуман одним из величайших художников человечества — Микеланджело. Откуда эта дурь? Не иначе бессонницей навеяло!

— И куда мы идем?

— Туда, где вас ждут.

«Занятно, — подумал Томаш. — Вроде, как и ответили, но толком ничего не сказали».

— А этот костюм, — решил было поддеть собеседника португалец. — Вы всегда ходите так одетым?

Швейцарец бросил на него скучно-раздраженный взгляд.

— Никак нет, — сказал, как отрезал, гвардеец, и ясно было, что меньше всего он настроен обсуждать цветовые решения формы. — Когда меня срочно вызвали, мы репетировали парад у Portone di Bronzo[15].

Собеседник был явно не в духе, поэтому, пожав плечами, Томаш с покорным видом и уже молча следовал за швейцарским гвардейцем по ватиканским дворикам и переходам; только их шаги отдавались гулким эхом. Пройдя метров пятьдесят, они оказались на пятачке в окружении роскошной архитектуры Святого Престола; благодаря круглой башне, которую историк сразу узнал, он понял, что перед ними здание бывшего Банка Амброзиано, переданного теперь Istituto per le Opere di Religione[16]. Затем они прошли пост ватиканской полиции — силовой структуры, отличной от швейцарской гвардии и скорее похожей на французскую жандармерию, и справа впереди увидели аптеку.

— Нам сюда, — сказал гвардеец.

Он пропустил гостя в неприметную дверь, и, пройдя несколько ступенек, они вошли в застекленный вестибюль, напичканный системами безопасности. Впереди виднелся зал, уставленный полками с книгами. Охрана пропустила их внутрь, и, оглядев стеллажи, заполненные старинными фолиантами, Томаш сообразил, что это Апостольская библиотека Ватикана. Окна зала выходили на Бельведерский дворец, но любоваться было некогда: у входа в просторный Зал Льва стояли два швейцарских гвардейца, три carabinieri, два служителя церкви и несколько человек в штатском; говорили очень тихо, кто-то ходил туда-сюда, другие были в некоторой задумчивости.

Проводник передал Томаша в руки человеку в штатском, который повел его по Залу Льва до дальнего стола, где спиной к ним сидела женщина в строгом черно-сером костюме бюрократки и, похоже, изучала крупноформатный план здания.

— Инспектор, подозреваемый доставлен.

Подозреваемый?

Томаш хотел было обернуться и посмотреть, о ком это говорил его поводырь, но тут до него дошло, что подозреваемый — это он сам. Именно он. Слово, которым его окрестили, повергло его в ступор. Подозреваемый? В ЧЕМ подозреваемый? Что здесь происходит? Что бы это значило?

Госпожа инспектор повернулась, чтобы осмотреться, и историк испытал еще один шок, но на сей раз иного свойства. У инспектора были каштановые вьющиеся волосы до плеч, острый нос и голубые глаза удивительной глубины и прозрачности, как у Жаклин Биссет. Она была без макияжа, но казалась ему очаровательной.

— Что с вами? — спросила она, успев заметить его оторопь. — Что за лицо? Смотрите на меня, как будто перед вами дьявол!.

— Нет, не дьявол, — возразил Томаш, стараясь взять себя в руки. — Ангел!