Я запаниковала. Повернулась и выбежала из спальни. Схватила рюкзак и поспешно втиснула ноги в ботинки. Вывалилась из входной двери и поскользнулась на дверном коврике, запутавшись ногами в шарах. Высвободившись, я выбрала путь наименьшего сопротивления: грунтовую дорогу, которая перешла в растрескавшуюся асфальтовую, где мои подгибающиеся ноги уронили меня на землю. У самой дороги я валялась в прошлогодней листве. Меня захлестывали усталость, ненависть и остатки адреналина. Постановщики решили меня выкинуть – это было совершенно очевидно. Мне хотелось уйти, хотелось, чтобы все закончилось – но я отказывалась доставить им такое удовольствие. Я долго лежала там, кипя от злости. Наконец села и сняла очки. Помню, как меня тошнило, как едкая жидкость циркулировала у меня в горле и кишечнике, словно приливные волны. Я стиснула очки пальцами и стала смотреть туда, где они находились, не видя их. Снова и снова напоминала себе, что манекен и кукла не настоящие, и пыталась понять, что мне полагается делать теперь, куда мне предлагается идти. А потом мой несфокусированный взгляд зацепился за неясное светлое пятно где-то за моими очками. Переливающееся, пляшущее нечто, которое я не сразу опознала как воздушные шары, отражающие лунный свет и прыгающие над почтовым ящиком на ветру.
Вот тут до меня дошло. Подсказка была не в книжках с картинками и не в шариках: она была в коврике у двери. «Дом, милый дом». Вот в каком направлении мне надо идти дальше. На восток.
Я понимала, что создатели шоу будут в восторге от моего панического бегства, и приняла решение, что с этого момента стану максимально скучной. Это будет моей местью. Я держалась проселочных дорог и избегала домов. Поначалу дело шло медленно. Я заболела. Вода… может, и еда, но, скорее всего, вода… и потеряла день или два. Может, и три, но вряд ли. Я тряслась у костра, разжечь который у меня едва хватило сил, даже с огнивом.
Я чувствую боль утраты. Это всего лишь вещь, но такая полезная! Вряд ли я пережила бы те дни болезни без огнива: меня, наверное, дисквалифицировали бы, эвакуировали ради моего же блага. Я и так была опасно близка к тому, чтобы произнести слова ухода. Думаю, именно то, что за мной не явились, что сочли возможным дать мне выждать, дало мне силы не сдаться, поверить в то, что все будет хорошо. Так и получилось. Мне стало лучше, я знала, куда мне надо идти – и пошла. И нашла арахисовое масло и студенческую смесь, а заодно очередную бутафорию. Это показало мне, что я иду в правильном направлении.
Рядом парнишка особенно громко всхрапывает и переворачивается на диване. Рука у него свешивается вниз, пальцы на мгновение сжимаются в кулак, а потом расслабляются, касаясь пола. Кажется, ему уютно, спокойно на мягких подушках. Этой ночью он не кричит.
Я смотрю на его свисающую руку. Отсветы огня падают на его наручные часы. С бессонным любопытством проверяю время. Восемь сорок семь. Я так давно живу по дневному свету, а не по часам, что у меня моментально появляется ощущение, что я сделала что-то нехорошее. Щеки у меня краснеют, и я понимаю, в чем дело, когда на моих глазах секунды отщелкиваются до шестидесяти: я не ожидала, что часы работают. Что глупо: нет причин, по которым камера в форме часов не могла бы одновременно показывать время. Тем не менее это выбивает меня из колеи.
Я отставляю остывший чай и наклоняюсь к руке паренька, глядя на циферблат не мигая. «Я знаю, что вы здесь», – говорю я режиссерам своим взглядом. Я могла бы украсть эти часы и разбить их, но не стану. Пусть они ведут запись. Я позволю им следить и регистрировать. В конце концов именно на это я и подписывалась. А вот чего я не позволю сделать, так это меня сломать. Я не дам им победить.
Я во что бы то ни стало буду держаться. Проломлю их финишную черту, где бы она ни была, и приведу с собой этого их паренька, чтобы все могли видеть мою победу.
14
Ведущий проводит рукой по волосам, прихорашиваясь перед карманным зеркальцем, а потом поворачивается к участникам.
– Тут побывал медведь, прямо на этом месте, всего час назад, – объявляет он. – Ваша задача – его найти. Это – индивидуальное испытание, но преимущества будут распределяться на основании того, в каком порядке каждая команда завершила последнее испытание на ориентирование. – Он берет холщовую сумку, которую один из ассистентов положил у его ног в недавней суматохе. – Для финишировавших первыми и вторыми у нас есть описание вашего объекта.
Он вручает четыре застегнутые на молнию сумочки Следопыту, Зверинцу, Черному Доктору и Банкиру. В каждом – образец шерсти и ламинированная карточка с полным описанием барибала, включая масштабированное изображение отпечатков лап и помета.
– Для занявших третье место – менее подробное описание.
Пилот и Биологичка получают карточки с данными о поведении барибала.
– А для четвертой и пятой команд – вот это. – Он бросает остальным участникам по оранжевому свистку. – Может, вы его спугнете.
– На самом деле, – добавляет ведущий, – медведей два. Половина из вас будет преследовать одного, а половина – другого. Пусть старшие из каждой команды встанут с севера от меня, а младшие – с юга.
Некоторые команды распределяются без слов: Следопыт старше Зверинца как минимум на пять лет, Черный Доктор на десяток лет старше Банкира, а Ковбой старше всех остальных, а вот остальным приходится разбираться. Пилот старше Биологички на несколько недель, и все с изумлением узнают, что Инженер на два года старше Азиаточки-Плотника. Официантка не желает называть свой возраст, но Заклинатель, которому почти сорок, притворяется, будто не уверен, кто из них старше. Наконец она сдается:
– Ладно! Мне двадцать два.
– И мне тоже! – восклицает Заклинатель.
– А вот и нет, – говорит Ковбой, который за этот день успел освоиться с Заклинателем и которому тот уже надоел. – Иди к ним, – советует он Официантке.