Волк отступает – всего на шаг или два – и, качнувшись из стороны в сторону, делает неверный шаг. Он снова рычит.

Хотя я едва могу дышать, меня осеняет мысль: я не смогу справиться с бешеным волком в этом тесном пространстве. Мне вообще не справиться с бешеным волком, но тем более здесь. Я отчаянно пихаю рюкзак на волка и ударяюсь в стену шалаша. Заорав, я пробиваю ее. Мешок для мусора сопротивляется, а потом подается, рассыпая листья и веточки. Когда мои плечи пробиваются наружу, шалаш начинает рушиться – и я чувствую, как мою ногу с силой тянет назад.

Волк схватил меня за ступню. Я чувствую давление его челюстей через ботинок. Как приманку на крючке, меня тянет вниз, вниз, вниз.

Я вижу только пленку слез. В них мерцает звездный свет: увеличение дает не детали, а впечатление неземной красоты мира.

Я лягаюсь. Лягаюсь, ору, впиваюсь пальцами в землю. Я пытаюсь выбраться из вездесущего мусора. Моя свободная нога попадает в череп: я ощущаю это столкновение каблуком ботинка, словно ударила в бетон – и моя вторая нога неожиданно освобождается. Я рвусь к полосе предутреннего света, кустистой траве и журчащему ручью. Позади копошится волк, на которого обрушивается мой шалаш.

Вскакиваю на ноги и хватаю толстую палку. Когда из листьев выныривает острая волчья морда, я бью по появляющейся башке. Ощущаю глухой удар, слышу треск кости или дерева – и снова замахиваюсь. Колочу снова и снова, пока окончательно не запыхалась, пока листья не стали темными и тяжелыми. Замахиваюсь, пока мне хватает адреналина, на бесконечное мгновение – а потом силы меня покидают. Я отшатываюсь назад, дубина повисает у меня между коленей. Останки шалаша видны как размытая неподвижность и жидкий блеск.

У меня все болит. Не ноет, а болит по-настоящему. Смертельно болит.

Моя нога!

Я плюхаюсь на землю, спеша проверить, есть ли у меня рана.

Нервы так натянуты, что я не в состоянии вычленить детали, не могу отделить страх от реальной травмы. Щупая ногу, я ощущаю колкие волоски, но повреждений кожи не нахожу. Низ левой брючины оборван и вымок, но, кажется, не окровавлен.

Ботинок у меня с ноги слетел. Я провожу руками по шерстяному носку, который остался на мне. Прутики и листья колют мне пальцы. Дырок нет.

Со мной все в порядке.

Если бы я по-прежнему разувалась перед сном… Нет, об этом не думать!

Я поднимаю руки, чтобы протереть глаза – и вижу, что мои пальцы и ладонь густо покрыты волчьей слюной, похожей на слизь.

Я кидаюсь к ручью.

Столько царапин, столько крошечных порезов, в которые может попасть вирус бешенства! Я отчаянно оттираю руки в воде.

А потом каменею.

А что если растирание протолкнет вирус в порез? Такое возможно?

Ответа я не знаю. А должна была бы знать: я работаю с дикими животными, и такие вещи мне известны. Вот только я не знаю.

Я сижу в воде и трясусь. Промокла с пояса до пят, замерзла. Я сама не своя. Я не знаю, кто я. Не знаю, что делать, что думать. Я знаю только, где я: одна, сижу в ручье.