В моей распухшей от боли голове, в моей черепушке, – так мне казалось – звучали гулкие удары. В какой-то момент откуда-то издалека, приглушенно, как сквозь ватную стену, донесся чей-то голос:

– Open the door! Police!

Опасаясь, что мой череп лопнет, как переспелый арбуз, и от этой распирающей изнутри боли, и от громких звуков, доносящихся извне, я обхватил голову руками.

«Полиция?! Ах да… полиция. Нас ведь прихватили на шоссе…»

– Immediately open a door!!!

В глазах у меня хороводят рои цветных мушек. Или пчелок. Уши тоже полны их жужжанием. Как они забрались в мою голову? Моя голова похожа на пчелиный улей. Или на дупло, облюбованное дикими осами. Никак не могу сориентироваться во времени и пространстве. Кто-то алчет сладенького и хмельного, кто-то норовит попробовать меда из моей черепушки. А не сошел ли ты, дружок, часом, с ума?

Где я?

Что со мной?

Кто эти люди, что требуют немедленно «открыть дверь»?

Меня закрыли в камере одиночке?

Но если нас – или меня одного – доставили в полицейский участок, в police station в поселке или в Натхонг, то как это все понимать??

Значит, я все же не в камере? Что здесь вообще происходит?!!

Я поднес к глазам собственную ладонь. Вместо руки я видел расплывчатое пятно. Мои ладони сделались влажными и липкими. Да я и сам весь был, как мне казалось, от макушки до босых ступней покрыт пленкой какой-то слизи…

Рядом кто-то зашевелился, заворочался. Послышался тихий стон.

– Ника? – Я с усилием повернул голову на звук. – Ника, ты здесь?

– Охххх… – прозвучал наконец слабый женский голосок. – Голова… раскалывается!..

– Ника?.. Ника, ты здесь? Говори что-нибудь! Не молчи!

Но даже если моя девушка и пыталась что-то сказать, то из-за грохота, сотрясавшего воздух вокруг нас, из-за внешних шумов я вряд ли бы ее расслышал.

Послышался звон! Кажется, выдавили оконное стекло…