Нас бо ради родися Отроча младо,
превечный Бог.
Я зашёл ещё в праздник. На второй день стало хуже ему, увезли в больницу…»
Лечащий врач всё удивлялся: «Сам я в Бога не верю, а как от отца Павла из палаты выйду, так своих варикозных ног не чувствую, такая лёгкость». А когда уже потерявшего сознание отца Павла поместили в реанимацию, то сутки выдались такие, что ни вызовов никуда не было, ни поступления больных. И молоденькие медсестры заходили в палату к отцу Павлу, чтобы, по их словам, «подышать свежим воздухом». Лежал 86-летний старец, а свежесть от него исходила необыкновенная. 12 января утром из больницы позвонили в Воскресенский собор, сказали, что батюшка плох… После службы настоятель собора о. Николай со вторым священником о. Сергием поехали в больницу — было 10.30 час. Батюшка тяжело дышал, иногда дыхание пропадало на какое-то время, отказали почки. Батюшку причастили — после причастия он успокоился — чуть позже пособоровали. Второй раз причастили о. Павла в час ночи 13-го января. А когда причастили его второй раз — батюшка был без сознания, но принял всё и проглотил — началось в палате такое благоухание, что даже кто и не верил в Бога, понимали, какое необыкновенное таинство совершается у них на глазах.
Наутро — было десять минут одиннадцатого, суббота 13 января — из больницы позвонили в храм и сказали, что батюшка умер…
«А похороны были — никогда такого в Тутаеве не видели». Храм полон народу. Отпевали батюшку тридцать восемь священников и семь диаконов во главе с владыкой Михеем. Простой свежеструганный гроб, а в нем лежит батюшка, накрытый траурным покровом — и тело, и лицо — только руки в белых священнических поручах открыты и сложены на груди. Сколько работы они переделали на своём веку — самой простой и грубой, сколько благословений раздали, и вот оно, последнее целование… А от гроба такая свежесть исходит, «как в сосновом лесу». Кто-то сдерживает слезы, кто-то плачет открыто. Батюшку выносят из храма — впереди, утопая по колено в рыхлом снегу, иерей несёт большой деревянный крест.
Как надо мною совершили
обряд крещения святой,
тогда на грудь мне положили
мой милый крестик дорогой.
Он с той поры мне стал защитой,
он с той поры всегда со мной,
и на груди моей сокрытый,
всегда у сердца крестик мой. Грудь от страдания ль стеснится,
дождусь ли радости какой,
душа к Всевышнему стремится,
и я целую крестик мой.
На милость Бога уповая
и с чувством веры и любви
нигде свой крестик не снимаю,