Заговорила Торсон:

— Завтра вы получите все материалы, касающиеся ваших действий. В назначенный день отправитесь в указанный там пункт и постараетесь добиться поставленной цели. Вы должны играть назначенную вам роль, пока один из нас не сообщит, что игра окончена. Все ясно?

— Мне предстоит общаться с обычными людьми или с офицерами полиции?

Румяное лицо Моргана расплылось в улыбке.

— Прошу прощения, но в данный момент мы ничего больше не можем вам сказать. Утром получите все инструкции. У вас сейчас официальный отпуск. С вашим начальством мы договорились. Вам ведь нужно время, чтобы подготовиться, навести кое-какие справки. Есть еще вопросы?

Кэрол устремила на него холодный взгляд серо-голубых глаз, который не раз помогал ей в комнате допросов:

— Я получила работу?

В ответ Морган усмехнулся:

— Вы получили работу, старший инспектор Джордан. Наверное, это не совсем то, на что вы рассчитывали, но было бы нечестно не сообщить вам, что на прежнее место службы вы больше не вернетесь.

По дороге домой Кэрол почти не замечала никого вокруг. Хотя ей нравилось думать, что она, как профессионал, всегда готова к встрече с неожиданным, события дня застали ее врасплох. Во-первых, с чего бы это возник из «небытия» Пол Бишоп? А потом еще этот непонятный оборот, который вдруг приняла беседа с членами комиссии.

Где-то около эстакады Вестуэй удивление отчасти было потеснено раздражением. Что-то не давало Кэрол покоя. Ее будущая работа не должна была быть оперативной. Начальник отдела по связям с Европолом не гоняется за преступниками с пистолетом, а сидит за письменным столом, собирая и анализируя разведывательную информацию, поступающую из разных источников во всем Европейском Союзе. Организованная преступность, наркотики, нелегальные иммигранты — вот сфера ее будущей деятельности. В отделе по связям с Европолом сидят исследователи, работающие за компьютером, оперирующие информацией, сопоставляющие факты, отсеивающие лишнее и создающие по возможности четкую карту криминальной активности, угрожающей Британии.

Зачем им понадобилось бросать ее на то, чем она никогда прежде не занималась? Наверняка они изучили ее досье и знают, что она никогда не работала под прикрытием, даже в самом начале своей карьеры. Ничего такого не было в ее прошлом, что говорило бы о ее способностях к перевоплощению.

Выезжая на Мэрилбоун-роуд, Кэрол поняла, отчего больше всего нервничает. Она не знала, справится ли с заданием. А этого Кэрол терпеть не могла. Это было даже хуже, чем удар исподтишка, — она боялась провала.

Если она хочет стать победительницей в этой игре, то следует серьезно подготовиться. И Кэрол решила не медлить.

Франсис резала овощи, когда пришел Тони, и стук ножа по деревянной доске перекликался с голосами Радио-4. Тони постоял на пороге, наслаждаясь обыденной, уютной и столь непривычной для него картиной приготовления ужина женщиной. Франсис Маккей, тридцати семи лет, преподавала французский и испанский языки в средней школе Сент-Эндрюса. У нее были иссиня-черные волосы, сапфировые глаза, бледная кожа, какой ее наградили предки с Гебридских островов, подтянутая фигура гольфистки, да еще она отличалась острым чувством юмора, почти циничным. Они познакомились, когда Тони стал членом местного клуба любителей бриджа. В карты он не играл со студенческих времен, но решил поискать в прошлом что-то, что могло помочь ему построить новую жизнь, сложить по кирпичику новый дом, то есть пройти путь, который он мысленно называл «вновь стать человеком».

Бывший партнер Франсис перевелся на новую работу в Абердин, и ей, как и Тони, требовался кто-то, с кем она могла бы найти взаимопонимание. Игра у них пошла с самого начала. Потом карточные вечеринки стали случаться и вне клуба. Наконец последовало приглашение на обед — накануне очередного турнира, к которому следовало подготовиться. В следующие несколько недель они вместе побывали в театре, во всех пабах Ист-Ньюка, побродили под хлестким северо-восточным ветром в Вест-Сэндс. Тони нравилась Франсис, однако не до умопомрачения, поэтому он легко сделал следующий шаг.

Тони давно пытался побороть импотенцию, превращавшую в кошмар его существование. Он не хотел пользоваться ни виагрой, ни другими лекарствами, чтобы избавиться от психологической проблемы. Однако если всерьез начинать новую жизнь, то не стоило цепляться за принципы прежней жизни. И он стал принимать таблетки.

Для него был новым сам факт того, что он мог оказаться в постели с женщиной и не бояться неудачи. Избавившись от худшего из страхов, Тони избавился и от тревоги, которую всегда испытывал во время предварительных ласк, опасаясь фиаско. Теперь он чувствовал себя уверенно, был в состоянии спросить женщину, чего бы ей хотелось, зная, что сможет дать ей это. Казалось, Франсис все устраивало, и она не требовала большего. В первый раз Тони ощутил себя мачо, настоящим мужчиной, который умеет угодить женщине.

И все же, и все же… Несмотря на физическое удовлетворение, Тони не мог не думать о том, что обновление было скорее косметическим, чем радикальным. Оно даже не коснулось симптомов, просто Тони сделал вид, будто их нет и не было. Он всего лишь надел другую маску и спрятал под ней свою человеческую несостоятельность.

Наверное, все было бы иначе, если бы близость с Франсис переросла в нечто большее. Однако любовь оказалась не для Тони. Любовь была для тех, кто мог что-то дать, во всяком случае, не так мало, как мог дать он. Тони научился не думать о любви. Не стоило мечтать о несбыточном. Язык любви был ему недоступен, и, горюй не горюй, этого он не мог изменить. Итак, Тони похоронил свои страхи вместе с функциональной импотенцией и обрел с Франсис нечто вроде душевного покоя.