— Я ему не доверяю, — сказал Ив. — Ни как человеку, ни как Гайду. Это же страшно — идти в бой по его установкам. Я не понимаю ни его логики, ни системы ценностей, он как гребаный пришелец!

— Только что он был андроид, — напомнил Рэй.

— Пока вижу, куда лечу — ладно, — продолжил Ивор, — а если в космосе? С экранами? В темноте? Как я могу выполнять его команды, не зная, куда он меня ведет? Я не верю ему!

Ивор говорил серьезно. Раньше, до Рейны, он никогда не говорил так серьезно. А теперь вот начал — и слишком часто. Внезапно повзрослел.

— Он чувствует что-то? Ему что-то интересно? Он чего-нибудь боится?

— Да боится наверняка, — сказал Рэй. — Просто не тебя, вот ты и бесишься. Но чего-нибудь точно боится. Нужно только правильно напугать.

Ивор задумчиво прищурился.

— Нет, — сказал Рэй, — не тебе. Ты лучший в Первой. И он тебя только за это терпит. Пока — терпит.

— А тебя он не испугается, — вздохнул Ивор, — у тебя глаза добрые. По тебе видно, что ты тряпка.

Рэй швырнул в него ботинком. Ботинок пролетел над Ивом и ударился о стену, упал рядом, на койку. Ив надолго задумчиво уставился на него, отметил:

— И еще у тебя проблемы со словарным запасом. Кидаешься вещами вместо аргументированных… — а потом, перебивая себя, радостно провозгласил. — Навархом!

Озарение на него снизошло.

— Навархом его пугать можно! Наварха все боятся. Даже Чужие.

— Или он их, — отметил Рэй, который прекрасно слышал панические нотки в речах наварха, когда тот затрагивал тему Чужих. Когда он просто это слово произносил. Никто никогда не нападал на Гряду, человечество давно уже уверилось в том, что одиноко во вселенной, и лишь наварх всячески наращивал мощности Флота, чтоб действовать в случае необходимости.

Мощностей едва хватило.

Пророк он хренов.

Сирена взвыла поздним вечером.

Сирены тут включали часто, особенно Ким любил включить. И обязательно — ночью. Еще лучше — под утро. Проверить готовность.

Ким вообще любил проверять готовность. Взял себе три группы в работу, и у всех проверял готовность. И со всеми летал, и всем твердил свое «работайте». И все втайне мечтали, чтоб он как-нибудь случайно если не самоубился, то ногу бы хотя бы поломал. Или простыл бы.

Но он был непробиваем. Не чихнул даже ни разу. Чертил схемы, подбирал условия, гонял на полигоны и в горы — с марш-бросками. Сам он, конечно, с группой никогда не шел. Он бы не прошел и половину маршрута. Он был все так же медлительным, равнодушным и сонным.