– Погоди-ка, задохлик. Ты что же, не хочешь дать Дяде закурить?

– Больше того, я не дал бы тебе закурить, даже если бы был П.Д.Лориллардом. Иди, понюхай у коровы.

– Ты, сукин сын, дохловат, штобы так со мной говорить-то, – задумчиво заметил ковбой, расправляя широкий кожаный ремень.

– Это так, – согласился Римо.

– А я мужик немаленький, и мне в облом слушать твою туфту, – не унимался тот.

– Точно, – кивнул Римо. В коридоре он услышал шаги, направлявшиеся к двери камеры.

– Потому я щас тебя размажу по стенке.

– Заметано. Действуй, приятель, – подбодрил Римо. Отведя назад напоминавшую полено правую руку, ковбой нанес Римо сокрушительный удар в лицо. Удар не достиг цели. Ковбой с удивлением почувствовал, как вокруг его кулака сомкнулись пальцы правой руки Римо; потом затрещали кости – крак, крак, крак; ковбой закричал. Левая рука Римо зажала ему рот, чтобы криков не было слышно, затем пальцы его коснулись пучка нервных окончаний на давно не мытой шее противника, и туша потерявшего сознание всадника степей мешком рухнула на пол.

Перед стальной решеткой камеры возникла массивная фигура блюстителя порядка.

– Ну, вы, кретины, – деловито изрек он, – на выход. Порядок такой: Мастерсон, потом Боффер, потом Джонсон... – он зачитал список из всех десяти фамилий.

Римо подошел к решетке.

– Я Боффер, шеф. Давай меня первым. Мастерсон никак не может продрать глаза.

Римо указал на растянувшееся на полу массивное тело ковбоя.

Надзиратель взглянул на Мастерсона, затем снова в список, и наконец кивнул.

– Идет. Пошли, Боффер. Судья не любит, когда его заставляют ждать.

– Не хотел бы его заставлять, – ухмыльнулся Римо. Отперев решетку, надзиратель выпустил Римо в коридор, затем снова тщательно ее запер.

– Сюда, – кивнул он, и, когда Римо зашагал впереди него по коридору, заметил: – А ты на обычного ханыгу вроде бы не похож. Чего сюда загремел-то?

– Видно, просто повезло, – отозвался Римо.

– Если нравится умничать – валяй дальше, – с обидой заметил полисмен, – но с судьей у тебя это не пройдет. Так что если не хочешь провести здесь ближайшие полгода, мой тебе совет – не выпендривайся.

– Что, крут судья? – спросил Римо у полицейского.