— Здравствуй, Олаф, — женщина указала на его кожаную рубаху, поверх которой была надета куртка из овечьей шерсти. — Не легко оделся?

— Не продует. О, привет, Милен! Я уже аквафермы проверить успел, а вы все почивать изволите, Ваше Высочество. Отлично выглядишь.

Вспомнив про свой внешний вид, Милен покраснела и, спрятавшись за мать, по-детски показала насмешнику язык. Олаф с веселым смехом пошел вслед за пони, на которого успел залезть Турнотур.

— Разговор про лес еще не закончен, — он погрозил дочери пальцем.

— И чего этот болван вечно меня подкалывает! — огрызнулась Милен, плотно прикрывая дверь — с неба начинало накрапывать. — Наглый, самоуверенный… чурбан!

— Я в твоем возрасте была о мальчишках такого же мнения. Пока не встретила твоего отца. Да и война много чего изменила, — хлопоча по дому, увещевала мать. — Разве не видишь, что ты ему нравишься. К тому же тебе уже скоро замуж, а Олаф Ульгерссон хороший дровосек и рыбак, да и из приличной семьи. И веселый, что сейчас большая редкость. Мне он нравится.

— И слышать ничего не хочу, — тоном, не терпящим возражений, отрезала дочь.

— Ладно-ладно, — дипломатично закрыла тему мать. — Переодевайся и завтракать. Лепешки остынут, а скоро на берег идти, сегодня большая охота.

Милен наморщила нос, бросив взгляд на трудившуюся в углублении паровую печь, где на чугунной сковороде доходила скворчащая пресная лепешка из водянистого ячменя, приправленная щепоткой последней в этом сезоне зелени, и подавила рвущийся из груди вздох. Уютный женский быт, который ожидал и ее саму. Дом, сильный муж, дети… Ну не хотелось же. А может, это пока играл свое возраст. Может, еще пообвыкнется со временем, кто знает. Жаркий запах готовой еды приятно защекотал ноздри. Но вот воля отца… Опять ее не взяли с собой. А чем она хуже других? Милен сглотнула подступившую к нёбу слюну. Несправедливо!

Девушка поднялась в свою комнату и, встав перед небольшим зеркалом, неспешно расчесала длинные красивые волосы, которые обычно собирала в косу, гребешком из высушенных игл морского ежа. Выгнувшись, стянула через голову ночную сорочку; бросив ее под ноги, придирчиво оглядела свое голое тело в отражении и стала неспешно одеваться, натягивая на себя привычную мешковатую одежду. Ничего, когда-нибудь придет и ее время. У нее еще будет возможность показать себя.

Когда все мужчины и подростки, вошедшие в возраст, годный для охоты на гринд, собрались на берегу, по жесту Турнотура двое дюжих парней из его свиты подняли вождя на широкой крышке развалившейся бочки.

Возбужденная толпа перестала гомонить и приготовилась слушать мастера.

— Итак, друзья мои. Снова пришел тот день, которого мы все так ждали. Мир, который не помнят наши дети, исчез безвозвратно в неукротимом огне Рагнарёка, но природа по-прежнему на нашей стороне. Она дает нам, кров, тепло и еду. Мы научились заново возделывать землю, растить деревья и добывать драгоценный пар, ставший для нас источником жизни. Сегодня на острова снова пришли тучные стада гринд, и эта милость богов заслуживает новых жертвоприношений, которые не заставят себя ждать! — толпа охотников одобрительно зарокотала. — Сигнальные костры горят. На нас надеятся наши близкие и наши семьи. Так не ударим же в грязь лицом. Я вижу множество новых и молодых лиц. Ребята! Сегодня многие из вас впервые выйдут в море и станут закаленными в охоте мужчинами. Опытные, поддержите и наставьте их! Я буду среди вас! Как охотник, я поведу вас вперед! Запомните этот день! Удачной ловли. И пусть сегодня каждый добудет столько скиннов[46], сколько сможет унести с собой! Пускай эти священные воды снова вспенятся красным!

Речь старейшины была встречена бурными одобрительными криками, и потрясающего гарпуном Турнотура опустили на землю.

— В лодки!

Пытавшийся сохранить остатки цивилизованности, неумолимо дичающий и страдающий от голода человек, наплевав на «Овечью грамоту»[47], как сотни лет назад, снова выходил на тропу войны, чтобы терзать, убивать, насыщать свою плоть и плоть себе подобных. Чтобы, подчиняясь древнейшему из инстинктов, выжить, несмотря ни на что.

— Вон они! Приближаются! — крик Олафа в первой лодке, где находился и старейшина, заставил всех крепче стиснуть свои орудия и приналечь на весла.

В нескольких лигах впереди от ближайшего острова соседи с криками, усиленными мегафонами, гнали стадо китов. Черные спины и плавники мелькали в пенящихся водах Атлантики, быстро приближаясь.

Рассевшиеся по лодкам китобои умело маневрировали веслами, окружая приблизившихся гринд, которые, поддавшись панике, бросились было врассыпную, стараясь защитить детенышей. Суденышки располагались широким полукругом для последующего загона в сторону бухты или фьорда. Но атакованные животные не хотели сдаваться без боя.

Засвистели гарпуны, зажужжали разматываемые канаты, утлые суденышки заходили ходуном, и вода закишела могучими плавниками.