— И от чего это зависит? — скрежеща зубами, уточнил я.

— Правильный подход, — кивнул зеленоволосый. — Но я позволю себе уточнение: не от чего, а от кого.

Кажется, я начал понимать, что происходит.

— Я уверен, что среди всех этих трусливых мешков для внутренностей ты не знаешь никого, — клоун, похоже, упивался своим красноречием. — Какие-то дети, какие-то старики. Кому они нужны?

— Уж точно не тебе, — глухо сказал я, сглотнув слюну.

— Ты прав, — кивнул клоун. — А тебе? Тебе они нужны?

В его словах читалось одно: беженцы не уйдут живыми. Он это знал и хотел донести до меня эту мысль. Вот только зачем?

— Сможешь ли ты пожертвовать собой ради неизвестных тебе людей? — клоун задал вопрос, которого я боялся.

— Моя жизнь в обмен на жизни их всех? — голос предательски дрогнул.

— Да, — просто ответил клоун.

— Зачем тебе это? — спросил я.

Тот лишь расхохотался в ответ.

— А если я откажусь? — голос внезапно окреп. — Ты меня отпустишь?

— Даю слово, — кивнул зеленоволосый. — Но перед смертью все эти люди узнают, что ты променял их на свою жалкую жизнь. Скорее всего, недолгую.

Клоун выражался настолько высокопарно, что меня даже покоробило. Но это не главное. Главное — то, что он поставил меня перед сложным выбором. Я не герой, мне тоже хочется жить. Пусть меня считают предателем, пусть меня все ненавидят за мою ошибку, приведшую к трагическим последствиям, но я просто хочу жить. И пусть это даже будет недолго, как уверяет меня клоун.

— Кто-то из них, вероятно, воровал, — неожиданно сказал зеленоволосый. — Возможно даже, что убивал. Нужны ли они теперь кому-то? Достойны ли они жизни?

Почему он тянет? Неужели, не хочет брать на себя несколько сотен смертей? Сомнительно, с учетом того, что он в спецотряде — вряд ли он не осознавал, на что идет.

— Человечество все равно обречено, — добавил клоун. — Стоит ли спасать тех, кто, возможно, и так не доживет до очередного рассвета?

— Ты знаешь… — я запнулся, делая глубокий вдох и набираясь смелости. — Ты знаешь, стоит.

— Ты уверен? — спросил зеленоволосый. Мне показалось, что голос его дрогнул.