— Ааа, да ты не парься. Найдём. А пока я тебе вот чё скажу…
И он снова начал трещать про то, как ему в такой работе не просто, и что я должен войти в положение, понять, принять. Тьфу! Чтоб ему, балаболу, пусто было.
Куда как интереснее было смотреть за слаженной работой двух воронов, которые карканьем быстро и слаженно сплетали таблицу Михаэля.
Как сказала бы моя прабабка — вот тебе, милой, и пирожки с капустой.
В данном случае, видя начинку данного «пирожка», особого ума не требовалось, чтобы сложить два плюс два. Вороны расписали всё точно, чётко и ёмко. Кем бы ни был так называемый подселенец за плечами Михаэля, он явно давал ему прирост к силе и способность двигать предметы.
Вот только, что именно мне со всей этой информацией делать, было категорически непонятно. А ещё, судя по звукам, ребята Михаэля уже высадили дверь в дальнюю комнату, которая раньше была моей с Марфушой спальней, а там…
— Оппаньки! Пианинко! — раздался ехидный голос вандала, а после на горькой ноте взвизгнули струны, когда кулаки ударили по клавишам.
— А ну не троньте! — осерчал я, уже не в силах терпеть их варварство.
И сам за себя не ожидал, что таким гневом отзовётся сердце моё от порчи инструмента, на котором Марфушка когда-то играла. Думал, совсем уж выгорел чувствами, а вон подиж ты, жива любовь ещё.
— Чааа, не рыпайся, пенсия! — топнул ногой Михаэль, и заплечный подселенец его вытянул призрачную руку, хватая меня за шею и ощутимо припечатывая к стене. Поднять меня сил у него не хватило, но вот вещи на диване разбросанные от моего движения разлетелись знатно. — Если бы ты всё по уму сделал, то нас бы на это не вынудил. Так что не вякай мне тут! Ну чё там, ребят, нашли?
— Не, Миха. Ищем пока!
— Хорошо запрятал.
— Давайте, поторопитесь. Чем быстрее закончим, тем скорее по тёлкам поедем, — подогнал их мажорик, взасос сигару досмаливая.
А я сам попытался пошевелиться, и каким же моё удивление, когда мне удалось это сделать. Хоть давление на шею было ощутимым и дышалось с трудом, но удерживаемая меня призрачная рука будто бы чуть-чуть отодвинулась от тела. И будь на то моя воля, я бы смог её с горем пополам сбросить.
Вот только торопить события, когда против меня четверо усиленных сущами мужиков, было бы дурной идеей. Да, ломаемый инструмент и мебель до ужаса жалко, но лишаться из-за них жизни не хотелось вовсе.
И вот ведь смех, сам не заметил, как тяга жить ко мне вернулась.