Риккардо взял со стола стакан и медленно подошел ко мне.

– Ну, как спалось? – спросил он и сделал глоток.

– Не очень, – сухо ответил я.

– Эх, бессонница… Отвратительная штука. Порой так хочется выспаться. Говорят, сон – лучшее лекарство от всех болезней.

Я молча слушал и смотрел по сторонам. В этот раз жилище Риккардо удалось лучше рассмотреть. В определенном порядке комната была наполнена множеством тумб и полок, на которых стояли пестрые вазы разной величины, на стенах висели картины, на полу лежал роскошный ковер. На столе и рядом с креслом валялись пустые или битые бутылки, сигаретный дым стоял коромыслом так же, как и вчера. Светом комнату наполняло всего одно окно, к которому Риккардо старался не подходить, или же мне просто так показалось.

– Ты любишь музыку? – спросил он.

– Ну, так… В своей жизни я редко слышал музыку.

– Что ты скажешь об этом?

Риккардо подошел к странному устройству, повозился с ним, заиграла приятная мелодия. Признаться, ничего лучше я в жизни не слышал. Женский нежный голос пел на непонятном языке под спокойную музыку. Хотелось закрыть глаза и вознестись на небо, стать ангелом и бесконечно слушать это блаженство.

– Эта песня, наверное, о любви или еще о чем-нибудь хорошем, – Риккардо, размышляя, ходил по комнате со стаканом в руке, делая один за другим маленькие глотки. – Ты только послушай, Николай. Она поет: «Может быть, ты будешь вспоминать меня? Может, тот, кто ждет, окажется неверным, что тогда? Может быть, ты лишишься сна и пропадешь в мечтах оказаться рядом?». Ну и так далее… Она поет на английском, кое-что я понимаю, я не очень хорошо знаю этот язык, к сожалению, – Рикардо сделал еще один глоток и добавил, – или к счастью. Ну да ладно. В общем, подобрал я тебе четырех бойцов. Скажи-ка вот что, где искать твоего обидчика?

– Мне сказали, что этого Шимунда можно найти в Берлине, – оживился я.

– В Берлине? – изумился Риккардо.

– Ну да, мне сказали, что он там.

– В Берлине! В Берлине! – повторял Риккардо, наполняя стакан своим пойлом, – в Берли-и-и-не, – он выпил, резко запрокинув голову, поморщился и прокричал: – В Берлине, мать твою!

– Что такое? – удивился я.

– Святая простота! Берлин в трехстах километрах отсюда. Ты впряжешься в телегу и повезешь моих людей? А чернь, кишащая повсюду? А знаешь ли ты, что творится на самой территории старой Германии, м? Банда на банде и бандой погоняет. Сида видел? Он интеллигентный английский малыш по сравнению с тамошней шпаной.

– И что же делать?

– Не знаю… – Риккардо задумался, посмотрел в сторону и продолжил: – Ну, а готов ты подкинуть еще золотых?

– Да я готов отдать тебе все, что у меня осталось. Только помоги!

Риккардо стих и оцепенел. Возможно, ему приходилось быть «последней надеждой», когда он отнимал последнее, но я расставался с деньгами по собственной воле. В его глазах различались жалость и изумление.