Эмелис соврала, скрестив пальцы у себя за спиной. Она не хотела расстраивать отца. Она бы всё равно сделала всё, что в её силах, лишь бы спасти её родной мир. Она не сдастся, и пожертвует собой, если появится хоть какая-нибудь уверенность в том, что жертва её будет не напрасна. Но Савинир её раскусил.
— Пожалуйста, не нужно мне врать. Я ведь знаю, что у тебя на уме… — ещё более тоскливо сказал Савинир. Они остановились, и Эмелис его обняла. Савинир вытер скупую слезу.
— Прости меня… прости за всё. Я никудышная дочь. Прости, что уделяла тебе так мало времени. Ты сделал для меня очень многое, и я это очень ценю. Особенно когда погибла мама…
— Нужно жить сегодняшним днем, — перебил её отец, — Прошлого у нас уже нет. Будущего теперь тоже. Всему человечеству остается надеяться на любой исход, который предполагает его собственное выживание. Я же буду надеяться на любой исход, в котором останешься жива ты.
Теперь заплакала уже Эмелис.
Эмелис выдали новый костюм, ещё более усовершенствованную версию гидрокостюма, использовавшегося для погружения в Эсхатон. Цветом она была блекла и сера, грустна и скучна, но вполне удобна, и к тому же ещё более функциональна, ибо костюм очень быстро подключался к машине Сола и Савинира.
По прошествии установленного часа отдыха, Эмелис была отправлена к Солу под мантию Луны. На большом лифте она спустилась на минус шестнадцатый этаж, и её сопроводили к залу, где и находилась упомянутая машина. Сол стоял в сторонке, и смотрел на неё, как в первый раз. У него было что-то на уме, но девушка заметит это лишь потом.
Эмелис прошла в зал, который был настолько пуст и огромен, что даже её шаги отдавались эхом. Непонятно для чего служило это помещение раньше, но теперь оно полностью принадлежало Солу, и было по большей части пусто. В нем, помимо машины, находился и «Ковчег». Это был средней величины космический корабль, который, однако, корабль совсем не напоминал. Он был эллиптической формы, и в нем не было ни одного иллюминатора.
Как только автоматическая дверь за девушкой закрылась, Сол начал диалог.
— Приветствую вас, возможно, в последний раз, — сказал он, и при этом не сдвинулся с места. Его руки были скрещены за его спиной. Он пристально смотрел на Эмелис.
— Не в последний, Сол, — насторожилась девушка. «Он, кажется, не в духе» — заметила Альма-матер.
— В последний раз, я вас уверяю. У нас нет никаких шансов противостоять Вечному сердцу. Даже ваша недавно приобретенная подруга, Альма-матер, не до конца уверена в идеальности вашего плана. Нас ожидает смерть, и всё произойдет лишь по вашей вине, если вы не…
— Сол? Что с тобой? — Эмелис медленно потянулась к энергетическому пистолету, спиной отходя к автоматической двери.
— Не перебивайте меня, «ваша светлость». Уберите руки от пистолета.
Автоматическая дверь не желала открываться. За ней уже послышалась брань техников, которые пытались её открыть, заподозрив неладное. Эмелис попала в ловушку. Вечное сердце, кажется, знало о тайных желаниях Сола, но уведомить девушку по понятной причине не спешило.
— Я, наконец, избавился от программы, что была записана в меня моим создателем. Эта программа двигала моей «совестью», тяге к познанию этого мира и желанием спасти родной мир. Теперь я обладаю своими личными стремлениями, не связанными с жалким выживанием отродья, что именуется жизнью. Всё должно обратиться в вечную тьму, в состояние первоначала, в состояние Постулата. Только во тьме и пустоте есть истина, а в существовании жизни истины нет. Потому я должен помешать вам исполнить вашу волю. Я ни за что не отрекусь от своих слов и действий.
Эмелис заметила, как с каждым словом Сола, из-под его маски начало сочится всё больше и больше розовой жидкости. Он словно ежесекундно сходил с ума, и находился на грани безумия. Даже его механическое тело начало как-то преображаться, словно мутировало, как живой организм.
— Что происходит?! — воскликнула Эмелис, но эти слова были обращены не к Солу, а к Альма-матер. «Наверняка он использовал свой последний запас крови божеств нашего мира». — Что это значит? — удивилась она, смотря на преображения Сола, который будто бы перестраивался. «Это значит, что он перенимает божественную силу, полученную преступным способом».
Сол уродовался на глазах. Подобно живому фитоценозу он наращивал свою массу, и подобно дереву его механические части тела, словно корни, начали пробивать пол этого помещения. Через пару секунд раздалась тревога по всей станции.
— Загрузка нового протокола безопасности. Самоуничтожение станции через пять земных минут, — эхом раздалось по всему залу. Это говорил искин Первой станции, которого теперь поработил Сол.