Отяжелели веки, начав накрывать собой глаза. Дыхание снова стало прерывистым, сбитым, она то глотала очищенный кислород во скафандре, то выдыхала как кашлем уже непригодный для дыхания воздух. И обречена она была почти во всех вариантах развития событий. Ещё и голова кружится начала, а реальность начала путаться с болезненным бредом, быстро пришедшей лихорадкой.
Она ценила жизнь всегда. Но ценить её ещё больше заставляли именно предсмертные моменты. Но постойте!.. постойте, постойте. Какая смерть? Разве Сол не говорил, что Эмелис сделает что-то очень важное? Что примет высокий чин, и что он уже сейчас является её слугой. Смерть не входила в планы высшего дела. Но в Эмелис друг друга терзали два мнения о том, что произойдет в дальнейшем. Первое мнение говорило о том, что она ещё справится, что эта боль — должна утихнуть, и даже наоборот, боль эта является следствием того, что Эмелис на правильном пути, и уж точно она никак не умрёт. Второе же мнение твердило, что всё ужасно плохо в данный момент, и нет никакого у Эмелис будущего кроме как в последний раз сейчас вдохнуть воздух в полные лёгкие, и умереть навсегда. Однако безо всяких версий её судьба всё ещё была у неё в руках, и, пересилив боль, она поднялась. Вернулась в этот мир с ещё большей целью, мечтой и надеждой.
Боль и правда утихла на несколько единиц, когда она перестала думать о своем будущем, и вместо этого она начала концентрироваться на своих внутренних чувствах. А сейчас главное стабилизировать дыхание, что она сейчас и делала, наконец взяв ситуацию в свои руки.
Эмелис подошла к двери, открыла внешний интерфейс, и нашла загруженный на него файл под большим названием «хак-ключ-от-всех-или-почти-всех-дверей». Видимо, взломать эти двери у первой исследовательской операции вышло уже после того, как искин Эсхатона начал блокировать сигналы. Беспорядочные символы приобрели свою закономерность, и дверь открылась. За дверью был свет, и по всей видимости в этом крыле Эсхатона он не отключался.
Она зашла внутрь. Свет резал глаза: привыкши ко тьме, они ещё полминуты привыкали к свету. Наконец она увидела перед собой некое подобие лаборатории. Повсюду на стенах были расписаны слова на погибшем языке, который и использовал Сол во время встречи с Эмелис. В центре комнаты находился металлический стол, на котором кто-то давно проводил неизвестные исследования. Это был ещё один признак того, что Эсхатон был не просто «темницей для высшей силы», но и вполне себе населённым местом, населённым народом, превзошедшим человечество, а затем исчезнувшим во времени. Так и создавалось ощущение, что красная пирамида была на самом деле инопланетным кораблём — судя по многочисленным фактам. Значит эта инопланетная раса существовала ещё до появления всего человечества, и в силу своих способностей смогла заточить первородный артефакт, и использовать его силу в своих целях. Но затем вся она исчезла.
Вдалеке снова пришёл в действие механизм. Ужасный скрежет эхом раздавался во всех помещениях, но на этот раз перестройка комнат Эмелис не коснулась. Она убедилась в стабильности показателей Зейда и Дейнис, и со спокойствием выдохнула. Нужно было идти дальше, но и исследовать эту комнату тоже хотелось.
Она обошла стол с правой стороны и подошла поближе к электронной вывеске, которая немного подмигивала. Она гласила: «В честь Альфарага». Эмелис удивилась упоминанию этого, судя по всему, имени, и она и представить не могла, кто это может быть. Потому перевела взгляд на приборную панель с миниатюрным экраном, встроенным в неё, которую она до этого не замечала. В надежде, что экран зажжётся, она нажала на синюю кнопку, и он действительно включился. Вывелась надпись: «Разрешение предоставлено». Затем всплыла как бы схематичная карта Эсхатона. Так как экран был маленьким, было сложно что-то разглядеть в этом огромном строении, но, видимо, именно здесь можно было отследить нахождение первородного артефакта. Красная точка указывала на текущее расположение этой комнаты относительно Эсхатона, а зелёная точка — расположение цели пребывания Эмелис и прочей исследовательской группы в Эсхатоне. И были эти две точки друг от друга не так далеко. Бессмысленно было запомнить конкретный путь к артефакту, так как расположение комнат постоянно менялось, поэтому Эмелис просто поспешила вперёд.
В следующей комнате её ждал ботанический сад с неизвестными ей растениями, которые, к несчастью, уже погибли, и от них осталась одна только труха. Но даже мёртвыми они выглядели необычно. Прежде таких растений она не видела никогда, даже во Всегалактическом Ботаническом Комплексе, который располагался на её родной Седьмой станции. В этом комплексе сохранились отнюдь не все, но большое множество растений, что росли на Земле. С отцом они любили бродить по нему на досуге, а так как её отец был физиком, но смыслил что-то и в биологии, он рассказывал ей постоянно о том, насколько многообразны бывают растения: чем отличаются хвойные растения от голосемянных, чем грибы отличаются от растений, что из себя представляют почки растений, и почему даже при отсутствии времён года некоторые растения всё равно меняют окрас листьев и сбрасывают их и так далее. А Эмелис слушала внимательно, и вникала. Она хотела стать биологом, но затем поняла, что это не её участь, и засмотрелась на звёзды. И больше никогда от них не смела оторваться.
Этот маленький ботанический садик Эсхатона навевал приятные мысли, будто именно здесь они с отцом и пробыли вместе всё её детство, хоть и растения были погибшими, да и не тот это был сад из её детских воспоминаний. Она пребывала в гармонии с самой собой некоторое время, рассматривая названия растений: «одноплодник», «малый ярозуб», «симметричный столистник» и «демоголовник».
Но из гармонии с собой её вывел… Зейд. Он стремительно выбежал из следующей комнаты, в которую должна была отправиться Эмелис далее, и закрыл дверь, навалившись всем телом. Она была рада увидеть его вживую. Он был рад тоже, но обстоятельства не дали сказать ни слова. Зейд жестом показал ей не обранять ни звука, а глаза его, уже не ярко зелёные, а какие-то измученно-зеленоватые, терялись в панике. И в дверь последовал удар с той стороны.
Эмелис оступилась, сделала шаг назад. Что могло заставить Зейда захлопнуть дверь, и что могло в неё ударить? Он достал пистолет, и она последовала его примеру. Они переглянулись, девушка спрашивала у него взглядом: «Что там такое?». А тот ей отвечал тоже взглядом: «Знать бы я хотел и сам». Прошло около двух или трёх минут, и никаких ударов больше не следовало. Тогда Зейд отступил от спасительной двери, и обнял Эмелис, быстро подойдя к ней. Затем также резко и выпустил её из объятий, будто он сделал это из-за совести, а не по-дружески.
— Я правда рад, что ты выбралась. Тебе лучше? — спросил он невзначай, мимоходом осматривая растения в колбах и под стеклом.
— Ты… что это сейчас было? — недоумевала она.
— Что? Я же просто обнял тебя.
— Нет! Нет, я не про это. Что заставило тебя так сильно испугаться и…
Зейд, будто вспомнив кошмарный сон, оглянулся на дверь, а затем снова обернулся к Эмелис.
— Послушай, это, наверное, сложно объяснить, но байки, которыми нас травили на Ночнике, оказались правдой… Здесь действительно блуждают страшные биомеханические твари.
Биомеханические твари. Значит всё стало тяжелее в разы.
— Ты их, наверное, не видела. Я отвлекал их на себя. На самом деле они не так страшны, а челюсти их не так прочны, чтобы прокусить гидрокостюм с первого раза… — Зейд показал отметины от клыков на задней стороне ноги, — Но нападают они по несколько особей толпой. Во всем Эсхатоне их только около двадцати или более штук, как меня уверила Дейнис. Не знаю, почему она в этом так уверена.
Это немного обнадежило Эмелис.