Медленно объезжаем стоянку.

– Вон она. – Делия стучит костяшкой пальца по стеклу, указывая на серебристый Audi. Я сразу узнаю машину Вильяма. Эшлинг паркует фургон неподалеку.

– Мы остаемся здесь, – поворачивается ко мне Себастьян. – Будем следить или, если понадобится, отвлекать внимание. Только вряд ли это понадобится. Все займет не больше минуты.

Эшлинг достает из-под кресла тонкую металлическую полоску и ломик. Делия наматывает шарф до носа и опускает капюшон пониже. Смотрит на себя в зеркало. Не узнать. Потом она, Эван и Эшлинг выходят из машины. На стоянке безлюдно, с работы возвращаться еще рано. Сердце тревожно стучит. Теперь обратной дороги нет. А может, ее никогда и не было.

Слежу за ними сквозь запыленные стекла. Виниловое кресло холодное на ощупь, но ладони у меня потные и липнут к коже.

Себастьян поднимает руку и вдруг кладет ее мне на плечо.

– Расслабься, – говорит он, тянется к переднему креслу, поворачивает ключ зажигания и включает обогрев и радио. Переключает станции, пока не находит спокойную классическую фортепьянную музыку. Потом откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. – Просто слушай.

Поворачиваюсь и смотрю на него, на его подбородок, губы. Он берет мою ладонь в свою, как будто так и надо, как будто он делал так и раньше. Сжимает мне руку, а я ему. Другой рукой, не открывая глаз, он играет на воображаемом пианино у себя на колене.

– Ты умеешь играть? – спрашиваю я. Сердце громко стучит.

Он открывает глаза и смотрит на меня.

– Предполагается, что глаза у тебя закрыты. Да, умею, – говорит он. Лицо у него спокойное и безмятежное, а музыка все играет.

Он снова сжимает мою руку. Его рука такая теплая.

Смотрю, как Эшлинг берет металлическую полоску, засовывает ее в щель между окном и дверной рамой, а потом пропихивает вниз. Двигает ею туда-сюда, и через миг дверца Audi распахивается. Потом раздается вой сирены – срабатывает сигнализация в машине Вильяма. Но Эван нажимает на пару кнопок в своем телефоне – и снова наступает тишина.

Вот Делия открывает переднюю дверь. Достает из кармана куртки пакет из коричневой бумаги и засовывает под переднее сиденье. Потом закрывает и запирает дверь. Эван снова нажимает на кнопки, наверное, подключает сигнализацию.

Он предлагает ломик Эшлинг, потом Делии, и та протягивает руку, как бы говоря: «Прошу вас». Эван улыбается, так мило и приятно, заносит свою маленькую руку, словно сейчас ударит по снежному кому, и со всей дури бьет по заднему фонарю, потом еще и еще, пока он не рассыпается в мелкие осколки.

Эшлинг целует Делию. Эван упирает конец лома в асфальт и пляшет вокруг него. Потом все трое возвращаются к нам. Эшлинг достает телефон и кому-то звонит.

Себастьян проводит большим пальцем по моей руке.

– А ты все смотришь, – говорит он, не открывая глаз.

– Может быть, – отвечаю я. Потом спрашиваю: – А что они делают? Куда звонит Эшлинг?

– Наверное, в полицию, – объясняет Себастьян. – Сообщает о машине с разбитым задним фонарем, в которой что-то спрятано под передним сиденьем. Но лучше всего не знать. Поверь мне на слово…