— Что вы о нем знали?

— Он разговаривал в основном с… с бра… братом Арчибальдом и аббатом. Я был для него недостаточно умным.

— Стало быть, Арчибальд и аббат были дружны с Антоном?

— Во всяком случае, оба они по много часов проводили в келье жи… жиль… жильца, и я себя спрашиваю, что они там делали, — ответил он, воздев глаза к небу, словно ища одобрения Бога.

— А вы ощущали себя изгоем, не принятым в их общество?

Монах хохотнул, но ничего не ответил.

— Вы чувствовали, что после появления Антона ваши братья стали вас меньше уважать?

— Я отлично понимаю, что вы пытаетесь заставить меня сказать. Я не так глуп, каким кажусь, даже несмотря на то, что за… икаюсь. Так вот вам правда: я никого не убивал, н… но не собираюсь оплакивать смерть это… этого человека.

Грейс оттолкнулась от стены и направлась к шкафу, который открыла под настороженным взглядом своего собеседника.

— Брат Колин, у вас единственного из всех монахов в шкафу только одна сменная ряса. У всех остальных их по две. Не могли бы вы мне объяснить, где находится третья?

— Вы… что, мне мать или кто?

— Нет, не мать. Намного хуже, — ответила она.

Монах с вызывающим видом вскинул голову.

— О… она… в… в… в сти… стирке.

Грейс напряглась, заметив усиление его заикания.

— В стирке? Однако сегодня четверг, а согласно строгому распорядку жизни монастыря, днем стирки является вторник… Может быть, вам срочно понадобилось уничтожить какое-то пятно?

Монах лихорадочно почесал затылок. Его ноги дрожали.

— Вы можете дать объяснение этому факту? — настаивала Грейс голосом, внезапно ставшим холодным, почти презрительным, которым она обращалась к подозреваемым.

— Я… я…

Брат Колин не закончил фразу. Он вскочил на ноги, швырнул в Грейс стул и выпрыгнул из окна своей кельи в оглушительном звоне разбивающегося витража.