Трудно узнать в этой обледеневшей, засыпанной снегом шхуне красавицу «Хризантему». Бушприт превратился в огромную неуклюжую ледяную болванку, наклоненные к юту фок- и грот-мачты и длинные реи тоже обледенели. Снасти смерзлись, провисли под тяжестью снега. Даже рында и та в снеговой шапке.
Вокруг «Хризантемы» громоздятся торосы. Они сжали ее, наклонив на левый борт.
Не видно на местах расторопного экипажа, не отдает с мостика команды юркий черноволосый шкипер. Если бы не дымок, поднимающийся из железных труб над носовым кубриком и над камбузом, да не занесенная снегом фигура человека с автоматом через плечо у двери в тот же камбуз, можно было бы подумать, что на «Хризантеме» давно уже никого нет, что это мертвый корабль.
— У камбуза — Алексей Кирьянов, — объяснил капитан третьего ранга, когда я рассматривал фотографию.
— Почему же он оказался на «Хризантеме» один?
— Фактически оказался один, — с всегдашней своей точностью поправил Баулин. — Первое время нарушителей в кубрике сторожил и боцман Доронин.
— Это операция у мыса Туманов?
— Она самая, — кивнул Баулин. — Ох, и переволновались за трое суток все мы на «Вихре»! Рацию «рыбаки» успели испортить, самолетам мешала непогода, и мы никак не могли узнать, что же происходит на «Хризантеме». — Баулин довольно усмехнулся: — Больше уж она никогда не будет издеваться над нами и водить за нос.
— Она затонула?
— Цела-целехонька.
— Тогда я ничего не понимаю, — осталось признаться мне…
В ту зиму свирепые январские циклоны разломали лед у берегов Камчатки, и его понесло к Курильской гряде. С каждым днем льды наваливались все гуще и вскоре начали забивать бухточки и узкие проливы между островами.
В сравнении с материковыми морозы были не так уж злы: двенадцать — четырнадцать градусов, но на океанском ветру всех румбов стоили тридцати.
Волны, обрушиваясь на корабль, стыли на студеном ветру, покрывая толстым слоем льда фальшборт, палубу, надстройки, орудия. Корабль тяжелел, погружаясь глубже ватерлинии. Скалывание льда превращалось чуть ли не в беспрерывный аврал.
Четыре часа вахты тянулись как вечность, время отдыха пролетало мгновенно. В сушилке не успевали просыхать панцири-плащи и бушлаты, кок не успевал кипятить обжигающий чай.
Пересекая разными курсами заданные ему квадраты, «Вихрь» только что сбросил за борт несколько тонн сколотого льда. Наступило очередное хмурое утро. Капитан третьего ранга собирался сдать вахту помощнику и спуститься в каюту, чтобы хоть часика два поспать, когда впередсмотрящий Левчук доложил о появлении в наших водах «Хризантемы». Впрочем, тотчас же увидел ее и сам Баулин.
Шхуна вынырнула из-за скалистого мыса необитаемого острова, ритмично постукивая своим стосорокасильным «симомото». До нее было меньше кабельтова — метров сто, и Баулину даже показалось, что знакомый черноволосый шкипер — на этот раз голову его украшал треух из меха лахтака — осклабился во весь рот.
«Смеешься?!» Баулин вмиг вспомнил все неприятности, которые пришлось претерпеть из-за этой нахальной шхуны.
Однако тут же он понял всю серьезность положения: метрах в полутораста левее «Хризантемы», как гигантский занавес, надвигался туман. Такой туман, наплывающий резко обозначенными полосами, — явление редкое вообще и особенно в холодное время года. Но факт оставался фактом.
«Хризантема» свернула с курса и ринулась навстречу туману, как перепуганный ястреб.