- Вот, видите? Он подходит к ним, они разговаривают. После чего ваш сын бросается драться. И очень быстро наносит сеньору Моралесу тяжёлые повреждения. Я, конечно, понимаю вашу ситуацию, вы воспитываете ребёнка одна... И мальчик должен себя уметь защитить... Но если он и дальше будет калечить сверстников...

Директор сделала наигранную паузу и глубоко вздохнула.

- В общем, не думаю, что вашему сыну с его умениями наносить тяжкие телесные повреждения место в нашей школе.

- Да что это за безобразие!

- Да сколько можно!

- Это же дети!.. - загомонили враз ожившие родители. Троих из четырёх мальчиков с которыми дрался Хуан на записи. А родители того самого Моралеса пришли вдвоём, оба. "Того самого" это которому Хуан сломал нос. Да-да, вот так взял и сломал, в четырнадцать лет. С первого удара.

Она знала, что сын висит на ниточке и удерживается в школе только благодаря связям. Без них директор уже давно бы его выперла - спит и видит это в самом сладком сне. Уж как она ни пыталась жить совсем без них, самостоятельно, но выяснилось, что это невозможно. Таинственные гены Хуана не дают ему жить как все, быть одним из. Он вляпывается в истории с завидной регулярностью, по одной-две в неделю - не реже. Иногда после его проделок школы приходится менять, и это чудо, что в текущей удалось продержаться целых три года. Ибо в общем зачёте она уже шестая. Вот и сейчас, судя по всему, придётся звонить по "волшебному" номеру и просить содействия. Причём самому-самому из "волшебных". Иначе вновь переезд, новая школа, жизнь сначала...

Подсознательно она готова к кочевой жизни, и всегда была готова. Но ребёнку нужна стабильность. Нужны контакты, круг друзей, который у него так же здесь есть (не только же у него тут враги). Нужно общение со сверстницами, а она точно знала, что ему нравится какая-то девочка, хотя пока не выпытала, какая. Начинать с нуля в четырнадцать не то же, что в одиннадцать. Надо продержаться. А значит, придётся давить. И на директрису, само собой, и на родителей.

Моралесы... Она внимательно осмотрела чету родителей одного из главных врагов сына в этой школе. С которым они подрались в первый же день, три года назад. Досье их ей оперативно слили хорошие люди, так что общее представление имела; сейчас же ей хотелось прочувствовать эту парочку изнутри. Чем живут, чем дышат.

Увиденное ей не понравилось. Ну конечно, папа - начальник отдела снабжения крупного предприятия принадлежащего одному из влиятельнейших столичных кланов. Одного из трёх предприятий, что образуют этот затхлый городишко. Человек по местным меркам немаленький; к нему на приём каждый день выстраивается очередь, и куда она, захоти, вряд ли просто так попадёт. Мама - домохозяйка, но при статусе мужа считается эдакой местной светской львицей; член попечительских советов нескольких организаций. Нет, эта школа государственная, и департамент образования за допфинансирование "благотворителей" съест живьём, но приюты, детские садики, больницы и дом престарелых - её империя, где от её слова зависит не всё, но многое. Оба - напыщенные хлыщи, привыкшие, что жизнь этого провинциального города вертится вокруг них и не привыкшие получать отпор. И её готовы сожрать без хлеба, и только неизвестность, кто такие её таинственные покровители, не дающие отчислить надоевшего им Хуана.

Она улыбнулась. Самой жизнеутверждающей своей улыбкой. Родители, наперебой что-то пытающиеся ей втирать, но слышащие при этом только себя, немедленно смолкли - ну, вот такая у неё эта жизнеутверждающая улыбка. Повернулась к директору.

- Вообще-то, сеньора, если вы не заметили, Хуан тоже в той драке пострадал. - Бросила взгляд на сына. Лиловый фингал под глазом ещё долго будет украшать ему фенотип. Кровоподтёки зажили, нос остался цел, хотя врачи сказали, что это чудо - отоварили его будь здоров, но фингал... Пока останется.

Директриса собралась с духом и вспыхнула:

- Это наглость, сеньора! Да, пострадал. Но он начал ПЕРВЫЙ! Чему есть доказательства!

Пауза.