Глава двадцать пятая

— Слева заходят! — крикнул Винокур, выдав короткую очередь, после которой ему пришлось откатиться в сторону, а в то место, откуда он стрелял, прилетели две арбалетных стрелы.

Тут отставной офицер ошибся, враг был в единственном числе. Один сектант, вооружённый коротким копьём, пробрался через кустарник и собирался это копьё метнуть. Мне сверху это было отлично видно, а потому я успел опередить татуированного копьеметателя, всадив пулю ему в грудь. Надо сказать, он и так был залит кровью, успев словить несколько пуль во время первой атаки, вот только попасть и убить — вещи разные. Башкин, при всей своей учёности и с внешностью сутулого ботана, отчего-то виртуозно управлялся с пистолетом, всаживая пули двойками в любую цель за доли секунды. Видать, в аспирантуре научили. Но роковой для сектанта стала моя пуля, сделавшая в его груди дыру с кулак размером.

Где-то внизу застонал Винокур, достали всё-таки, но тут выстрел Марины оборвал жизнь ещё одного сектанта, тут уже препараты не в помощь, дыра в голове любого остановит.

А потом бой как-то резко сошёл на нет. Атаки прекратились, наши выстрелы тоже, только в зарослях у окраины крошечной деревни кто-то громко стонал.

Шёл четвёртый день нашего увлекательного путешествия (в гробу бы я видел такие приключения), когда группа, остановившись на отдых во второй половине дня, внезапно поняла, что к ней подкрадываются враги. К счастью, караул несла Марина, которая наравне со всеми тянула лямку. Так вот, она и разглядела, как вдали пошевелились кусты. Возможно, писаные умеют при желании хорошо прятаться, но в этот раз первым шёл человек, причём, явно городской.

В итоге, Марина успела окликнуть нас, мужик, что вышел из леса, пальнул в неё из ружья, но промазал, а потом, поняв, что прятаться уже поздно, атаковали остальные. Рывок был резкий, но разбился о строения, которыми мы благоразумно прикрылись, а потом был отбит слаженным огнём команды. Двоих я завалил из револьвера. От отдачи слегка болело запястье, но результат того стоил: два сектанта, которые только что пустили тучу сюрикенов, отлетели назад с огромными дырами в груди и больше не поднимались. Те враги, что являлись человеками, попытались открыть огонь из ружей, спрятавшись за кустами. Но их угомонил Винокур, выдав одну длинную очередь. Люди попались без боевого опыта, явно не знали, что кусты от пуль не защищают.

Ещё минут пятнадцать продолжалась вялая перестрелка, но люди с огнестрелом на той стороне быстро закончились, а писаные старались постоянно сокращать дистанцию, что закончилось для них плачевно.

— Мельчает народ, — проворчал Винокур, вылезая откуда-то из под завала. — Вот раньше писаные, бывало, от пуль уворачивались, прыгали на десять метров, а эти… шпана какая-то, видать, кончились бойцы, пришлось их мобилизовать.

— Тебя зацепило? — спросил я, спрыгивая на землю, в качестве огневой точки пришлось использовать первое же строение, каковым оказался сельский туалет.

— Стрела с разрядом, — он показал мне сломанную стрелу, где в наконечник был встроен мелкий фиолетовый кристалл.

— И что она делает? — не понял я. — Током бьёт?

— Не совсем, в ней заряд боли, если в тело вопьётся, то сразу наступает болевой шок, от которого каждый второй умирает. В моём случае попала только в разгрузку, заряд, само собой, пропал зря. Почти, где-то пятая часть мне досталась.

— Товарищи, — из-за небольшого пня вылез Башкин, который менял опустевший магазин пистолета. — Предлагаю обсудить подробности потом, а пока взять в плен последнего врага. Если будем медлить, он умрёт или уползёт подальше.

И мы отправились брать пленного. Пленный, к счастью, оказался человеком, а потому, вместо яростного сопротивления, просто принял свою судьбу. Это был мужик лет сорока, худощавый, с большой залысиной, лицо покрыто щетиной, которая через пару дней уже сможет считаться бородой. Ранение не позволило ему продолжить бой, и даже не дало покинуть это место.

Рана была серьёзной. Собственно, это был мой первый выстрел с расстояния примерно метров шесть. Пуля прилетела ему в подмышку, вырвав кусок рёбер из спины. Огромная рана, из которой торчат обломки кости, кровь ручьём, а где-то там открытое лёгкое. Жить ему осталось немного.

— Ну, давай, родной, облегчи душу, — предложил Винокур, присев рядом на корточки.

— Мне всё равно, — отозвался пленник, изо рта выплеснулась кровь, но говорил на удивление твёрдо. — Я умру и так.