С Нельсоном было даже проще, чем с художником. Мистер Каттер мгновенно распознавал человека, которым движет жадность. Их телефонный разговор был просто очаровательным.
– Мы с вами незнакомы, мистер Нельсон, но у нас есть общий друг.
– Тони? Рэнс? Бобби?
– Постойте, постойте… Вы знаете, не все ваши друзья… как бы это сказать… хотели бы оставаться вашими друзьями утром. Они хотели бы быть просто вашими ночнь1ми друзьями. Безымянными ночными друзьями. Щедрыми безымянными ночными друзьями.
Нельсон засмеялся. Похоже, он любил такие маленькие игры.
– Я бы хотел просто встретиться с вами, мистер Нельсон, где-нибудь в тихом месте, где нам не помешают… Я человек с простыми вкусами и толстым бумажником… Неподалеку от моего дома есть парк…
Это сработало великолепно. Нельсон также был идеален от подбородка до колен, совсем как на присланных фотографиях.
На парковку перед моргом заехал пикап. Мистер Каттер, отвернувшись, нагнулся и потянулся к бардачку машины, как будто что-то искал. Когда грузовичок проехал, он снова выпрямился и вернулся к своим размышлениям.
Два его проекта прошли успешно, один – полностью сорвался.
То была его первая попытка. Ужасно! Он был обманут и вынужден был разбить лицо этого ублюдка прямо там, на темном фермерском поле, среди музыки и арбузов. Увидев отвратительные вещи, которые это маленькое ничтожество намалевало у себя на груди, мистер Каттер ударил мерзавца камнем по голове и ускользнул незамеченным, оставив этих обколотых идиотов, с их сияющими ошейниками, бутылками из-под воды и грязными приставаниями.
Тридцать семь с половиной часов исследований и планирования пошли насмарку. К счастью, через неделю Нельсон прислал свои данные. С ним все было так легко, что это почти восполнило время, потраченное на… Как же звали того маленького придурка? Фариер?
Мистер Каттер взглянул на часы. Уже почти полдень, скоро ей время идти на ленч. Он опустил солнцезащитный козырек и откинулся на сиденье. Когда он думал о ней, его сердце начинало выскакивать из груди, разгоняя восхитительную смесь страха и радости по всем клеточкам. Ему было необходимо увидеть, как она выходит на яркий солнечный свет. Лицо ее искажено откровенной безумной злостью – одно из ее дурных настроений трещало, словно стеклянная оболочка, да так, что горячие осколки разлетались во все стороны.
Первый раз, когда он увидел ее после возвращения, она была на улице. И заходила в помещение. Злющая. И это была не злость от жары, а дикая спрятанная ярость, жгучая ярость, рожденная ложью и обещаниями.
Он видел это даже сквозь ее патетическую обманчивую маскировку. Поцелуй – всего лишь внешняя оболочка укуса…
Он узнал в ней свою Маму.
Он понял, что вселенная предоставила ему еще один шанс.
– Я использовал так называемый технический карандаш рапидограф, – сказал я, показывая на свое бедро со спущенными до щиколоток брюками, – и написал слова, найденные на Дэшампсе. Лабораторные микрофотографии показали, что та надпись, чтобы избежать растекания чернил из-за пористости кожи, была сделана штрих за штрихом. Я пробовал трижды, и в самой быстрой из попыток у меня ушло на это более десяти минут.
– Я почти не вижу надписи, – сказал заместитель начальника Бельвидер, скосив взгляд на другом конце стола. – Похоже, что он не хотел, чтобы ее заметили.
Казалось, что шеф Хирам чувствует себя неуютно перед этими красными каракулями.
– Очень, хм… исчерпывающе, детектив Райдер, – сказал он. – Думаю, этого нам вполне достаточно.