– Что, действительно его кто-то просто внёс?

– После уплаты пошлинного взноса, – кивает Фидис.

– Но… – тру подбородок, – нет, я бы его тоже вписала просто чтобы посмотреть, чем дело кончится, но как-то это…

– Нашёлся такой же любопытный чиновник. К тому же первая очередь – она на рассмотрение кандидатур, так что вхождение в этот список значит лишь то, что вампиры изучат потенциальную полезность кандидата для кантонов и, возможно, включат его в очередь непосредственно на вампиризацию, так что такое внесение – самая нормальная реакция из всех возможных, остальные чиновники просто чудили, не позволяя Валариону подать документы.

Что ж, логично. Как ни крути, а вампиры благодаря выборкам по определённым характеристикам славятся практичностью, содрать с ушастого денежки за проверку на соответствие параметрам им должно быть только в радость.

– И потом-то эльфы взвыли, – предполагаю я.

– Да, – кивает Фидис. – Родители Валариона прибыли, остальные эльфийские студенты чуть бунт не устроили, пытались злостного отступника побить, но Раштар их так забодал, что больше напасть никто не пытается. Ну а тут и вы вернулись, сейчас Санаду какое-нибудь решение примет по этому вопросу.

– А смысл? – пожимаю плечами. – Всё равно постановка Валариона в настоящую очередь от Санаду не зависит.

– Не скажи, – качает головой Фидис. – Хотя я бы сделал ставку на семью Ники: они имеют средства, но что ещё важнее – обладают связями, которые в перспективе могут сделать попавшего под их протекцию Валариона весьма состоятельным полуэльфом, а кантоны, как ни крути, финансовые притоки в казну очень любят. Да и будущая императрица может парочке помочь.

– Да, – опускаю взгляд на колени. – Не завидую Нике с Валарионом: так зависеть от чужих решений.

– Ты в аналогичной ситуации.

– Во мне нет ни капли эльфийской крови, – напоминаю весело.

Фидис склоняет голову и напоминает:

– Но нет ни денег, ни влияния в этом мире, так что твоё положение до официального признания вампиризации довольно шатко. Особенно сейчас, когда эльфы злы на Санаду и обращённую им Нику.

– О да, – у меня даже плечи опускаются: с этой точки зрения и впрямь моё положение незавидно.

Впрочем, особого беспокойства от Санаду не исходит, так что…

По коже вдруг пробегают мурашки, и всё заволакивает алой пеленой. Не сразу понимаю, что кулаки стиснуты до боли, а зубы скрипят от напряжения.

– Клеопатра… Клео… – издалека доносится встревоженный голос Фидиса.

Я пытаюсь вдохнуть – но задыхаюсь от приступа ярости.

Чужой ярости – это гнев Санаду.