Глава 11

Прошедшей ночью я и мой маленький коллега остались довольны. Возрождение происходило с активностью, неизвестной автору одноименной бессмертной повести. Утро, естественно, было мрачным. Сперва выяснилось, что непрофессионалка почистила мои карманы вполне профессионально. Ровно половину наличности изъяла. Хорошо еще, что основные свои капиталы я запрятал.

Кроме того, болела голова, поташнивало. Это были не только похмельные симптомы. Очевидно мой организм, привыкший к аскетическому существованию бич-дервиша, не мог сразу привыкнуть к изобилию и удобствам.

Звонок телефона добавил отрицательных эмоций. Баритон сообщил, что проверка цыганской «фирмы» по эксплуатации беспризорников не выявила каких-либо опасных тенденций.

– Никакого отношения к порученному вам заданию они не имеют, – сообщил баритон (будто я и сам не знал), ваша тревога ложная и ничего вам ни мешает закончить дело сегодня же. Вы и так просрочили оговоренный срок, что отразится на окончательном расчете.

Второй звонок был от упомянутых цыган. Все с легкостью узнавали мой новый телефон, будто я вывесил афишу с объявлением о переезде в другой номер. Погонщики нищебродов сообщили, что они расшаркиваются, просят пардону и нижайше кланяются. И готовы прислать мне самого лучшего мальчика или самую сисястую девочку. Или обеих зараз…. Я попытался прервать сладктй монолог, но цыган скорей всего когда говорил не слышал речи собеседника. У рогатых африканских лягушек такая же физиология: они, квакают в брачный период, так раздувая гортань, что слуховые нервы пережимаются и они временно глохнут. Вроде наших глухарей на току. Поэтому я отставил попытки ворваться в его монолог, и просто повесил трубку. У меня были более срочные занятия.

Одно из таких первоочередных занятий заключалось в необходимости удержать в желудке изрядную дозу acva vita (воды жизни, как ее, подлую, именовали древние греки). Заглотив полстакана водки я метался по комнате, сдерживая позывы к рвоте и жужжа, как великовозрастный шмель. Параллельно я пытался запить огненную гадость водой, но приоткрыть рот боялся.

Наконец возмущенный желудок смирился с очередной дозой отравы, по жилам протекло теплое успокоение, молоточки, колотившееся в висках, утихли. Я выпил полбутылки пива, закурил первую сигарету и задумался – чего это у меня такое игривое настроение. За короткий срок я успел нажить массу врагов, в ближайшее время меня могли избить, посадить или просто грохнуть. Тем ни менее чувствовал я себя безмятежно.

Поэтому, пропустив еще одну дозу (уже без мук и пляски Святого Витта), я наскоро оделся, сполоснул рожу и направил стопы в буфет. Кто куда, а я в буфет. Откуда эта фраза, не помню. Буфет был закрыт, халдей ушел домой, о сотруднице-совместительнице путан никто не знал. Сонные повара ресторана сказали, что в отеле Наташ много, но ни одна под мое описание не подходит.

Я заглянул в свой старый номер. Там была торичеллиева пустота. Витек с Васьком развлекались по-своему.

Мои командирские показывали уже девятый час. Я оделся, снарядился оружием, деньгами, стреляющей авторучкой, остатками спиртного в пузатой болгарской бутылке и вышел в промозглую Москву.

На метро валила плотная толпа. Я поймал такси и поехал по адресу своей жертвы.

Впервые я увидел гения, когда был на пике удачи. Я отслужил армию, поступил в университет на заочное отделение факультета журналистики, меня приняли в молодежную газету и много печатали. Я тогда внимательно относился к своей внешности, почти не употреблял алкоголя, пользовался успехом у девушек. И, как сын известного врача, вхож был в элитные круги нашего сибирского города.

Остро помню какое-то частное собрание. Там были второй секретарь горкома, молодой доктор наук из академгородка, прогрессивный химик, богемная “молодежь” разного возраста, ведущий актер драмтеатра, кто-то знаменитый из филармонии (помню лишь, что о нем шептались, будто он гомик), несколько журналистов – собкоров центральных газет, фотокор из АПН и я, скромный литраб из областной молодежки.