После ухода мужчин миссис Кингсли стала собирать со стола грязную посуду. Я не помогала, потому что не простила ей обиды и старалась избегать ее.

— Мне нужно идти, — поднялась я, густо покраснев от неловкости.

Эрнестина тоже встала.

— Как только я вымою посуду, я тоже уйду, — сказала миссис Кингсли, обращаясь к нам обеим.

— Куда вы уйдете? — удивилась Эрнестина.

— Меня пригласил один друг. Мы поедем с ним на выходные в Лос-Анджелес. Врач посоветовал мне переменить обстановку.

Мне хотелось спросить, кто пригласил ее: не тот ли широкоплечий моряк, с которым они были в отеле?

— Вы оставите нас на все выходные? — удрученно произнесла Эрнестина.

Миссис Кингсли пренебрежительно усмехнулась:

— Вы уже взрослые люди, я вам не нянька и не могу сидеть на одном месте как привязанная. Ничего с вами не случится.

— Но… — начала было Эрнестина, но я ее перебила:

— Вы совершенно правы, миссис Кингсли. Конечно, ничего с нами не случится.

Целых два дня я буду хозяйничать на кухне! Я ведь еще ни разу ничего не приготовила Джефу! Теперь у меня появится возможность блеснуть кулинарным искусством. Я приготовлю фирменное блюдо мачехи: жареных цыплят! А потом…

— Еда на два дня лежит в холодильнике, — прервала мои мечтания миссис Кингсли.

Когда мы остались одни, я спросила Эрнестину:

— Вы не хотите сыграть партию в шашки?

— Нет, — ответила она. — У меня голова разболелась.

— Хотите, я принесу аспирин?

— Ты очень любезна, Нэнси. Лучше я пойду прилягу. Мне не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру.

Ночью меня разбудили громко хлопнувшие ставни. Я встала и пошла их закрывать. Мельком выглянув в окно, я замерла, любуясь красотой ночного пейзажа. Пока ветер занимался нашими ставнями, он выпустил из виду небо, и оно, вопреки суровому запрету, очистилось от грязных облаков — впервые, наверное, за этот месяц. Полная луна светила ярче самого сильного фонаря. Деревья отбрасывали причудливые тени, пляшущие по земле от порывов сердитого ветра. Золоченые бронзовые часы в гостиной пробили половину двенадцатого.