– В таком случае, Алексей, мне следует убить тебя прямо сейчас. Разве нет?

– Точно, – ощерился Ткач. – Но почему же ты этого не сделаешь? – состроил он нарочито задумчивую гримасу. – Ах да! Ты ведь не знаешь кода.

– Ты переоцениваешь мою практичность. Я частенько принимаю импульсивные решения.

– Пустишь всё коту под хвост из-за дохлого манси? – «невзначай» приподнял Ткач автомат, чем заставил Красавчика насторожиться.

– Может, и пущу. Но не из-за дохлого манси, а из-за твоей самодеятельности. Признаться, она меня здорово раздражает. А терпение моё небезгранично. К тому же у меня слишком мало радостей в жизни, чтобы отказывать себе в такой ерунде, как спонтанное убийство ради удовольствия. Я – мутант. С меня спрос какой? Но ты-то, Алексей, человек. Эталонный, если не считать алкоголизма. Так будь любезен, постарайся соответствовать высоким стандартам своего биологического вида. И не буди, пожалуйста, животные инстинкты, свойственные таким продуктам вырождения, как я. Договорились?

Ткач сглотнул и со второй попытки сумел-таки заставить себя опустить ствол.

Давно заметил, что спокойный вкрадчивый тон производит на человека куда более действенный эффект, чем бурное негодование с криками и экспрессивными телодвижениями. В этом плане человек похож на собаку. Лающий пёс атакует с куда меньшей вероятностью, чем тот, что тихо рычит, прижав уши. И желание отогнать последнего поленом уступает желанию осторожно отступить, не провоцируя конфликта.

– Договорились.

– Вот и славно. Разбирай эту халабуду, выдвигаемся.

Целый день толкая в гору нарты, которые Красавчик тянул всё с большим трудом, мы были несказанно рады обнаружить к ночи ещё одну охотничью избушку. Но, к сожалению, от неё остались лишь три почерневшие бревенчатые стены. Нас, однако, это обстоятельство не смутило, и через час в углу остатков этого искусственного укрытия от ветра красовался балаган. Третья же стена пошла на дрова. «Глюпый» Елдан знатно позаботился о наших желудках. Одно плохо – сытому и разморенному в тепле костра, мне, согласно очерёдности, первому выпало охранять покой и сон напарника. Это было непросто. Глаза сами собой закрывались, а перед ними время от времени мелькали картинки из нашего долгого пути от Соликамска до Косьвинского камня.

Не люблю воспоминания. Они всегда приходят не вовремя. Или лишают сна, когда выдается часок-другой, чтобы восстановить силы, или, наоборот, притупляют внимание и навевают сон, когда надо бодрствовать, как сейчас. К тому же тени прошлого не способствуют пищеварению и вызывают стойкое желание накачать себя бухлом под завязку, что не в плюс ни здоровью, ни делам. Но иногда перебрать пробежавшие дни, как чётки, бывает необходимо. Тем более вход в хранилище вот он, совсем рядом. Крест, ставший глазом медведя в шаловливых Ольгиных руках, разрисовавших всю карту. Но Ткачу совсем необязательно об этом знать. Завтра утром туда и полезем, а пока есть время, почему бы не прикинуть, каким образом нам выбираться отсюда в случае чего.

Нет, конечно, я уверен в успехе нашего предприятия, иначе бы и не пошёл, но соломку в виде нескольких запасных вариантов отхода подстелить надо. Не исключено, что придется сваливать налегке, и по тем же самым местам не хотелось бы. Когда только вступали во всё это дерьмо, казалось, что хуже пермских слепых подземных тварей быть ничего уже не может. Но природа-матушка, вернее, та чокнутая старуха, в которую она превратилась после войны, подбрасывала нам раз за разом всё новые сюрпризы. Сейчас мы с Ткачом, конечно, оба в жёстком минусе, но после всего того, что произошло, можно считать, что легко отделались.

Могло ли быть лучше?

Хер его знает. Я особых косяков за собой не припомню. Разве что Бабе этой золотой нужно было отсыпать монет, не жаться. А так даже Ткач показал себя молодцом. Вот только в конце подгадил. Не стоило кончать Елдана. Мы бы его сейчас первым в подземелье запустили, а так придётся кому-то из нас лезть. Кстати, за этим Алексеем теперь нужен глаз да глаз. На уме у него явно неспокойно. Я как носитель карты свою ценность вот-вот потеряю, а он всё ещё ценный хранитель заветных цифр. Как бы не пострелять нам друг друга из-за взаимной паранойи. Хотя, будь я на месте Ткача, я бы не стал пускать напарника в расход. Обратно ещё ровно столько же пиздовать, и в одиночку выжить будет сложновато. Но я – не Ткач.

Одно радует, на какое-то время, на несколько дней уж точно, можно будет забыть об этом колотуне, без устали сковывающем руки и обжигающем лицо. Там внизу будет просто холодно. Разве я когда-нибудь мог представить, что стану мечтать о том, чтобы просто дрожать от холода? Лёгкий и приятный морозец – это совсем не то, что чувствовать, как отваливаются от ломоты заледеневшие пальцы, будто по ним лупят розгами.

…Больно. Чертовски больно. Но я терплю, стиснув зубы так, что они едва не крошатся.

– Ты всё понял, сучёнок?! – орёт мне в лицо Валет, потрясая отмоченным в солёной воде ивовым прутом.

Я молча киваю.

– Скажи, что всё понял! – снова орёт он, раскрасневшийся от бухла и от злости, что не может выдавить ни слезы из упрямого сопляка, посмевшего без спросу тронуть его драгоценное барахло.

Я снова киваю и снова получаю прутом по пальцам.