Как человек чести. Раз совратил чужую жену…

— Это еще вопрос, кто кого совратил.

— Нет уж, позволь! Ты первый меня поцеловал.

— А ты первая пришла ко мне ночью, когда я крепко спал и видел непорочные сны.

— Так вы не желаете идти со мной под венец, капитан?

— Вы оказываете на меня давление, сударыня. Встаньте с меня, и тогда я смогу принять свободное, взвешенное решение.

— Не встану. Хочу получить ответ, не сходя с места.

— Да ты, оказывается, лежебока. — Матвей подхватил Аню на руки. — А ну, быстро одеваться. Сорок пять секунд на одевание!.. Гм… Еще б понять, куда ты побросала мою одежду…

Скоро раздался звонок в дверь. Аня пошла открывать. Когда кто-то был дома, дверь запиралась изнутри на засов, поэтому Сережа не стал отпирать замок своим ключом.

— Ты уже дома? — удивился он, снимая верхнюю одежду в прихожей. — Кто там? У тебя гости? — Из кухни доносился дробный стук ножа о разделочную доску: Матвей взялся резать салат, пока Аня накрывала на стол.

Сережа потянулся к вешалке и увидел знакомую куртку.

— Куда в ботинках?! — только и успела крикнуть Аня.

Последующие ее действия были направлены на то, чтобы не дать братьям разнести что-нибудь на скромной по размерам кухне: зачастую выражение радости мужчин столь же чревато последствиями для окружающей обстановки, сколь и кулачные бои.

— Дорогие мои, вы не виделись десять дней, а не десять лет, — рискнула вмешаться Аня, слегка задетая тем, что о ней, по всей видимости, начисто забыли.

Юля привела Тёмку и ушла довольная: удалось освободиться пораньше. Сережа продемонстрировал Матвею свою комнату. Аня предоставила брату возможность все устроить по своему вкусу — принадлежность помещения человеку юных лет бросалась в глаза со всей очевидностью. На письменном столе рядом с компьютером в беспорядке лежали книги разноречивые по содержанию, стены были увешаны фотографиями рок кумиров, репродукциями картин сюрреалистов, было несколько японских гравюр, однако здесь же «Улица в Овере» и «Звездная ночь» Ван Гога соседствовали с репродукциями картин Рембрандта, Дюрера, фресок Микеланджело. Особняком висела большая репродукция портрета Пушкина кисти Кипренского. Огромная фотография Матвея в кабине истребителя доминировала в этом смешении стилей и направлений.

Матвей взял в руки одну из книг.

— «Грани Агни йоги», — прочел он название. — Не припомню, чтобы ты увлекался чем-то подобным.

— Приятель дал почитать, я начал, но, по правде сказать, не заинтересовался.

Разговор за столом поначалу шел о Семене Павловиче. Матвей оставил его со спокойной душой: Зинаида Степановна своим неусыпным вниманием оказала в этом плане семье Иртеньевых немалую услугу.

— Останешься у нас до понедельника? — с надеждой спросил Сережа.