Хотя жидкость оказалась еле теплой, она, казалось, обожгла горло Дирки, оставив вкус трав и аниса. Дирка закашлялась. На глазах у нее выступили слезы. Но Дирка выпила все до капли. Женщина налила ей еще.

– Выпей и это, – сказала цыганка. – Сейчас я приготовлю твой настой.

Она скрылась в своем фургоне, через щели двери было видно, как раскачивается внутри бледно-оранжевая лампа.

Дирка ожидала в тени, потягивая теплую жидкость и прислушиваясь к музыке и частым взрывам смеха из табора. Ноги ее сами приплясывали в такт ударам бубна, и она так хотела оказаться сейчас не замужем, чтобы пойти и плясать с другими. Напиток усилил это желание, как будто вместе с горьким настоем она получила частицу цыганской души.

Когда старуха вернулась, в руке у нее была маленькая бутылочка.

– Выпей это, когда придешь домой, – сказала она. – Если ты выпьешь сейчас, то ни за что не доберешься домой. Не медли, поскорее выпей это, потому что это смягчит твою боль.

Она тихо свистнула, и тут же рядом оказался молодой вистани.

– Отведи женщину домой, Алекси, и чтобы никто не увидел, а то вам обоим придется нелегко.

Дирка спрятала бутылочку и повернулась, чтобы уйти, но цыганка схватила ее за руку:

– Если сделаешь это, пути назад уже не будет.

– Я понимаю, – сказала Дирка, благодарная ей за честность.

– Однажды, – ответила мадам Авана традиционным для Гундарака прощанием, принятым среди близких друзей. Она проводила Дирку взглядом. – Однажды, дочка, – повторила цыганка в темноту и вернулась к своему костерку.

Как Дирка и ожидала, Торвила не оказалось дома. Скорее всего, он не вернется до утра. Как и в большинстве домов в их деревне, в домике Дирки была единственная комната с маленьким каменным очагом. Лесенка вела на полати, где они обычно спали на тюфяке, согреваемые теплом, исходившим от дымохода. Дирка подумала было залезть наверх и там выпить настой, но потом передумала. Если жидкость сделает с ней что-то плохое, лучше оказаться рядом с дверью. Она вытащила пробку и попробовала содержимое.

Хотя к смеси и было добавлено множество трав, чтобы сделать жидкость вкуснее, все равно чувствовалось, что основа напитка имеет вкус крови и тлена. Дирка заставила себя сделать первый глоток, а потом решительно опустошила весь флакон, глубоко вдохнув перед этим, чтобы удержать отвар во рту и не выплюнуть мерзкую жидкость.

На секунду у нее закружилась голова. А затем началась боль, накатывавшаяся волнами, как кровавый, неумолимый прибой. Дирка оставалась в полном рассудке, хотя и изогнулась от боли, стараясь подавить крик. Она бросила пустой флакон в огонь и увидела, как несколько оставшихся капель вспыхнули и загорелись холодным зеленым пламенем. Она подтянула колени к подбородку, плотно сжала зубы, чтобы не закричать, и чувствовала, как растет внутри нее боль, пока наконец обморок не избавил Дирку от мучений. Она без чувств пролежала до утра.

Ночью огонь погас, и сырость вползла через ставни, заполнив маленький домик. Измученная Дирка проснулась от холода. Хотя боль еще оставалась, она уже достаточно притупилась, чтобы Дирка могла вновь разжечь огонь и приготовить немного еды. Пища придала ей сил, и к полудню Торвил бы уже и не заметил ни единого следа ее ночных мучений.

Но даже если бы она осталась без сознания, Торвил бы не заметил этого. Его принесли на плаще четверо соседей. Они положили его на кровать и быстро удалились, не пускаясь в долгие объяснения. Торвил, очевидно, перепил и свалился с обрывистого берега в реку. Там он пролежал без сознания, в холодной черной воде, пока не настал рассвет. Его нашли вистани – в голове дыра, ноги холодные и онемевшие, но благодаря цыганам он все же остался жить и не жить – он ничего не видел и не слышал.

– Я видал такое раньше, – сказал один из соседей. – Он может проснуться, но он никогда больше не сможет работать. Когда мужчины Гундарака…

Он осекся. Его багровое лицо еще больше покраснело, он смешался. Если ее муж не сможет работать на полях, ей придется платить налог. Как и большинство крестьянских семей в Гундараке, они с Торвилом уже и так были нищими. Без подаяния они умрут с голоду.

Ее сестра пришла, как только услышала о случившемся. Сара, уже на последних месяцах беременности, предложила ей ухаживать за инвалидом, но Дирка отказалась.