Затем бал у генерала, вызвавший дружный смех всей публики: расшитые золотом сановники и правоведы прыгали, как индейцы на свадьбе.
Очень всем понравилась жена генерала, достойная и сдержанная дама: не в пример рабочим женам. Ее хоть железом прижигай: только бровь поднимет и вяжет себе какое-то кружево. Вдоволь насмотрелись мы на генеральское житье — с сигарами и пальмами.
Когда доброе имя генерала все-таки погибло, он не перенес и свалился в параличе на руки любящих детей.
— Это еще что, — говорит паренек, — на Тверском показывают рыцарей. Далеко генералам до рыцарей. Те обедают вроде как в церкви. Кушанья им несут крестным ходом человек двести, по четыре на блюдо, цельных баранов, а пироги башнями.
Дали свет. Слышатся разочарованные и раздраженные голоса:
— У нас в Ейске такого не покажут.
— Хуже, чем в провинции.
— На днях одной картины из программы совсем не показали, видно, стыдно было.
Этому охотно верим.
Вышли на улицу и мои ребята.
— Эх, денег жалко на такую дрянь, — сказал один.
— А ты чего на афишу не глядел? Ну еще сыщицкая туда-сюда. А то генеральская. Спасибо.
Татарские ковбои
Просмотр этой фильмы в АРКе можно уподобить разве необычайному зрелищу «Илиады», говорящей сама о себе. Благодаря любезности творцов этого произведения, мы ознакомились с эпическими стихиями, обусловившими наслоения и напластования этой чудовищной фильмы.
Чебуречно-минаретный Крым сам по себе является заманчивой областью для кино-налетов, и, несмотря на то, что смелые исследователи говорили о своей «экспедиции» с дрожью в голосе, с суровыми интонациями, словно об исследовании тибетских недр, — она не нуждается ни в объяснениях, ни в оправданиях.
Воистину, нужно быть каменным человеком, чтобы не испытать живейшего восторга перед очаровательно-нелепым воображением авторов «Песни на камне».
Так говорить о Крыме, о татарах, о моменте, отстоящем от нас на какие-нибудь 10–15 лет, может только иностранец. У нас создается впечатление, что сценарий составлен интеллигентным парагвайцем или аргентинцем, что элементарнейшее представление о царском Крыме, его социальных отношениях и т. д. искажены с причудливой экзотической дерзостью.
Татары охотятся на исправника и на полицейских с остервенением настоящих индейцев. На мирном крымском шоссе на шею исправника накидывают лассо, тащат его куда-то вверх на скалу. Вооруженных всадников обезоруживают, как маленьких детей. Всё это безнаказанно производится самым мирным и кротким из всех окраинных народов царской России — крымскими татарами, теми самыми, социальная пассивность которых была широко использована царской властью.
В прозаичнейшей курортной крымской Элладе автор сценария отыскал какую-то пещеру и поселил в ней каких-то одичавших отшельников-ветеранов никогда не существовавшей татарской революции.
«С этим пистолетом я боролся еще с ханскими опричниками».