Получив отлуп (понятие архаичное и насквозь провинциальное, но в данном случае вполне уместное), я стоял столбом и уныло размышлял, как поступить.

Бежать следом и рассказывать, какой я замечательный и необычный, было уже неловко: даже при самых веских доводах это явная назойливость и моветон, девица, судя по всему, своенравна и избалована вниманием, так что на знакомстве можно будет сразу ставить жирный крест.

Собирать подробную информацию и оборудовать удобные подходы некогда, мы сюда не навечно прикомандированы, так что расчёт был на внезапную атаку.

Атака сорвалась, и что теперь делать — просто ума ни приложу…

Не знаю, может быть, я так бы и ушел несолоно хлебавши, однако Судьбе было угодно, чтобы моё бестолковое стояние было вознаграждено сторицей.

Заметив, что я никуда не ушёл, снегурочка было нахмурилась, затем шлёпнула себя ладошкой по лбу, вернулась ко мне и сказала:

— Извините, забыла! Поздно уже, заведующего нет сейчас. Он где-то на площади или в мэрии. Так что ищите там. Но… гхм…

— Что?

— Ну, они сейчас уже пьяные все, там банкет, в мэрии… В общем, не лучшее время для всяких дел. Вы завтра после обеда подходите, тогда всё и решите.

— Хорошо, спасибо вам. Могу я взглянуть, что там рисуют ваши Врубели-Крамские?

— Скорее, Ван-Гоги и Пикассо. — Девица впервые за всё время озарилась улыбкой. — Да, конечно, смотрите на здоровье. А вы в каком формате работаете?

— Видите ли, Катерина, я своего рода универсал. Мастер широкого профиля.

— А вы откуда знаете?..

Я показал на бейджик.

— Ах, да, на мне же написано! Совсем замоталась, ничего не соображаю…

Вот так, собственно, всё и разрешилось. Спустя минуту мы уже непринуждённо болтали обо всём понемногу, прохаживаясь вдоль нестройных рядов малюющих киндеров. Точки соприкосновения были выбраны верно, этикет соблюден, осталось только развивать успех. Это на заметку всем бледным юношам, получившим пресловутый «отлуп»: не стоит сразу ретироваться, можно попробовать с несчастным видом постоять в сторонке, глядишь, какие-то варианты и образуются.

Ещё минут через пять мы закономерно подошли к контрольной точке: возник вопрос, много ли у меня работ и когда на них можно будет посмотреть.

Интересный вопрос. Для тех, кто не в курсе, сообщаю, что «работа» — это полотно, которое не стыдно выставлять на вернисаж (впрочем, бывает и так, что у некоторых давно почивших коллег по цеху и эскизы за миллионы уходят, но это уже явно не наш случай).

Так вот, работ у меня нет вообще, как-то всё недосуг было сконцентрироваться и выдать законченный шедевр. Однако, полагаю, вы прекрасно понимаете, что рассказывать об этом всем подряд симпатичным девицам не стоит. Особенно если ты ведешь охмурение не в родном городе, где этот факт нетрудно проверить, а где-нибудь в глухой провинции.

Поэтому первую половину вопроса я благоразумно опустил и ответил по существу второй половины: