— Посмотри, у тебя весь бок в крови. И Гриха чуть живой. Его нужно в больницу отвезти. Забей, тут можно до утра бродить. Ты же сам сказал, вы прошли в двух шагах от него и не заметили!
— Второй раз не пройдем. Я эту суку из-под земли достану.
— Зачем он тебе? Ладно, у меня с этой козлиной свои счеты. Но я и так знаю, где он живет, еще встретимся. А тебе-то он на кой сдался?
Говоря это, Миха подошел прямо к тому дереву, за которым и пряталась пресловутая «козлина». Я весь сжался, опасаясь лишний раз вздохнуть: любой шум выдал бы меня с головой. Одеревеневший палец лег на курок пистолета. Ах ты, тапок мне в кисель — он ведь разряжен! Ну, просто праздник идиотизма какой-то…
— Считай, он меня разозлил, — ответил брату Димон. — Меня нельзя злить. Если полчаса назад мне было глубоко фиолетово, поймаете вы его или нет, то теперь другой резон.
— Это точно, — подтвердил Миха. Злить тебя опасно. Ты сразу звереть начинаешь. Как тогда, когда тебя одноклассники…
— Да, как тогда. Ты можешь потише?
Вжикнула молния, что-то зажурчало. Эй, да этот гад справляет нужду на мое дерево! Фу, мерзость… Выглянуть, что ли, неожиданно и сказать «бу»? Тогда, возможно, получится обеспечить его пожизненными сюрпризами, связанными с мочеиспусканием. Хорошая месть, Света бы одобрила. Но у его брата пестик, и он, кажется, настроен всерьез. Не пестик, разумеется, а сам брат.
— Что ты думаешь насчет этой дуры своей? — меж тем спросил Дима. — Пойдешь мириться?
— Неа, — ответил Миха, продолжая делать свое мокрое дело (так долго, он что, раз в сутки ходит?). — Вряд ли у нас чего получится. Шлюшка она. Вон, не успела со мной расстаться, уже к соседу побежала. Хотя, посмотрим. Может, и помиримся, когда я расскажу, какой сосед у нее нехороший оказался… Разок-другой помиримся, и хватит. Баб, что ли, мало?
— Может, и не мало. Но эта красивая, да. Я бы сам ее… Давай быстрее уже, хорош поливать.
— Иду, иду… Взял же с собой ненормального…
Они ушли, а я, как только стихли шаги, первым делом перезарядил травмат. Вот так-то лучше. Ничего, хлопцы, мы с вами еще встретимся. Я тоже знаю, где вы живете. И тоже приду не один.
Нужно искать своих.
Отправляясь выручать Севу, я взял с собой три полных обоймы по семь патронов: одна в травмате и две — в непромокаемом чехле на поясе. Все это было отобрано полицейскими, но после — не без содействия Геннадия Романовича — возвращено мне в целости и сохранности. Сейчас одна обойма полностью разряжена (прости, Гриха, теперь я хоть знаю, как тебя зовут), во второй недоставало трех зарядов (прости, так и оставшийся безымянным охранник Севы). Итого осталось одиннадцать патронов, чуть больше половины. Пока живем.
После недолгих раздумий, я пошел в сторону деревни — ближе к свету и к людям. Возможно, Ден со товарищи размышляли также. Очень надеюсь, они не решились организовать какую-нибудь глупость. Учитывая преобладание слабого пола, сие довольно-таки вероятно. Давай, Денис, твоя харизма и моя интуиция должны помочь нам воссоединиться.
Деревня Зажопино (лишь много позже я узнал, что на самом деле она называлась Зажогино — какой-то шутник пририсовал лишнюю палочку к букве «Г») располагалась примерно в километре от трассы и в описываемый момент времени была погружена практически в полную темноту. Уличное освещение отсутствовало как класс, во дворах также не горело ничего похожего на фонари — видимо, жители нехило экономят на электричестве. Единственным источником света были тускло освещенные окна в трех домах, мерцающие синим — те, кто еще не спал, прильнули к экранам телевизоров.
Внезапно из темноты вынырнул человеческий силуэт.
— Ох ты ж, Господи, страсти-то какие! — шарахнулся от меня какой-то дедок.
Его можно понять: выглядел я, мягко говоря, непрезентабельно. Весь мокрый, ноги по колени в глине, на одежде грязь и тина — родная мама не узнает. И воняю, как из помойки. Хорошо, что там, откуда я вышел, везде так пахнет — иначе братья Панкратовы учуяли бы меня за километр.