— Да. Что это означает?

— Я всыпал в вино яд.

Герхард слабо вздрогнул.

— Только не умирайте от страха! Вот противоядие, — я показал несчастному свой карманный диагност, размерами вполне похожий на таблетку. — Но вы получите его не раньше, чем отправите известному лицу соответствующее послание.

— Хорошо! — воскликнул он. — Но что я должен написать?!

— Правду, и в вашем лучшем стиле. Что интересующий нас человек является еретиком и проходимцем, а также невежей и тупицей, и подкрепите это все соответствующими примерами.

— Никогда так не приятно говорить правду, — ответил он, — как тогда, когда она спасает жизнь. Я напишу.

— Хорошо. Встретимся после того, как вы отправите письмо. Тут же, в это же время.

Я не отказал себе в эффектном жесте — растаял в воздухе. Время такое, что материалиста не встретишь, а значит, лишний эффект не помешает. Он обязательно напишет.

— Давай на пару дней позже, — сказал я Та Кэ. — Все в порядке.

— Сначала я хочу взглянуть на текст письма, — попросил Павел.

Та Кэ пожал плечами и заложил крутой вираж, выхватив из пространства-времени письмо, скопировав, вернув обратно в суму гонца, и остановил хрон двумя сутками позже, в том же месте.

— Все в порядке, — сказал Павел, просматривая длиннющий свиток. — Утешь его, и поехали дальше.

Я очутился в той же комнате, едва Ким наладил канал. Герхард не спал, но больше ничего не изменилось. Все так же лежали на столе бумага и перья, все так же стоял бокал с вином.

— Наконец-то! Вы могли бы прийти и вчера! — почти радостно воскликнул он, увидев меня. — Скорее, противоядие!

— Вы написали?

— Да, всю правду! Ну, скорее!

Я бросил ему таблетку, он проглотил ее, запил вином. Я снова включил гипноизлучатель. Внушение сработало, он повеселел.

— Скажите мне, откуда вы? — спросил он.

Я замялся — такого вопроса я не предвидел.