Только бы Эрилл не заметила. Она и так сделала все возможное, чтобы убедить Джарво отказаться от участия в спектакле в стенах Седди. Приступ лихорадки был бы для нее достаточным предлогом сообщить режиссеру о необходимости замены и одновременно вполне убедительным доводом, чтобы усыпить возможные подозрения цензоров и Стражей Сатаки.
Джарво боролся. Боролся всем телом, всей волей. У него еще есть несколько часов. Быть может, лихорадку удастся унять. В конце концов, на сцене ему предстоит провести лишь несколько минут. А в остальное время… Нет, сегодня он просто обязан оказаться в Седди, найти Эскетру, и тогда…
Вынув из кармана очередную порцию черного порошка, остававшегося у него со времени болезни, Джарво всыпал его себе в рот и запил парой глотков воды. Обычно снадобья Боури помогали ему безотказно…
Ортед Ак-Седди высыпал на ноготь большого пальца, щепотку порошка из измельченных листьев коки и шумно вдохнул. Горечь обожгла ему нос и горло, но по телу побежали знакомые волны наркотического тепла. Приободрившись, он потер руками лицо и посмотрел на спящую мертвым сном обнаженную Эскетру. В его взгляде не было страсти или вожделения. Скорее это был взгляд насытившегося обжоры, обозревающего живописную груду объедков и грязной посуды.
Набросив шелковый халат, Ортед подошел к окну и распахнул плотные занавеси. Солнечный свет хлынул в комнату, однако ни намека на тень не образовалось на полу за спиной Пророка.
Судя по солнцу, поддень давно уже миновал. Неудивительно, если учесть, что лишь на рассвете, закончив пир, бал и переговоры с Кейном, Ортед вызвал к себе в покои Эскетру. Генерал, пожелав им спокойной ночи, откланялся и направился в лагерь армии, разбитый у стен города.
Вспомнив о Кейне, Ортед обратил внимание и на дымы лагерных костров, поднимающиеся над стенами Ингольди. Тысячи костров, тысячи дымных столбов. Армия Кейна вернулась в столицу, пригнав впереди себя неисчислимую толпу неофитов, желающих посвятить свою жизнь служению Сатаки. Бесконечная цепочка телег с трофеями и добычей втягивалась во двор крепости. Ортед усмехнулся: если бы не военные расходы, Седди уже была бы похоронена под грудами захваченного добра. И если бы не война, перемалывавшая людей десятками тысяч, — столица Империи давно задохнулась бы от избытка населения.
Итак, сегодня вечером большой пир в честь очередных побед Похода Черного Креста. В честь генерала Кейна, если смотреть на вещи трезво.
Ортед нахмурился. Зачем, зачем Кейн вернулся в Шапели? Шпионы докладывали, что в стране появились люди, распространяющие домыслы о том, что Кейн мог бы управлять Империей не хуже, чем он командовал армией.
Еще одна щепотка кокаина. Новые мысли… Кейн верно служил Ортеду… до сих пор. Оба они понимали, что ведут каждый свою игру. Никто не хотел проигрывать или уступать. Но — Ортед ухмыльнулся — его преимущество было в том, что правила диктовал он. А Кейн… Что ж, генерал еще пожалеет, что посмел мысленно поставить себя выше Пророка или хотя бы вровень с ним.
Убрав табакерку, Ортед поднял с мраморного столика золотой кубок с вином.
Отставив кубок, Кейн, облизнув губы, тряхнул золотой стаканчик и метнул кости. Желто-белые кубики из слонового бивня покатились по столу, сверкая золочеными уголками и рубиновыми точками-очками.
Его партнером по игре был полковник Алайн — верный друг, надежный заместитель и доверенное лицо. Алайн почесал бороду, решая, какую делать ставку. Третьим присутствующим в шатре генерала был один из тайных агентов Кейна — Дольнес.
— Что-нибудь еще выяснил? — спросил его Кейн. Дольнес, оторвав взгляд от стола с кубиками, пожал плечами:
— Вроде бы… больше ничего.
Дождавшись хода Алайна, Кейн снова спросил: — Но ты хоть уверен, что это она?
— Уверен, насколько в этом можно быть уверенным. Вы же понимаете, в каких условиях здесь приходится работать. Любую информацию зубами выгрызаешь. Никто ничего не записывает, живых свидетелей чего бы то ни было днем с огнем не найдешь. Приходится искать тех немногих, кто может знать, из них выбирать тех, кто мог бы вспомнить, а из них — того единственного, кто сподобился бы раскрыть рот. Задавать вопросы в этом городе — дело такое же безопасное, как мишенью для стрелков работать.
— Я в курсе всех этих трудностей, — холодно заметил Кейн. — Именно поэтому я так хорошо тебе и плачу. — Помолчав, генерал добавил: — За результаты работы.
Шпион вздохнул:
— Она — та, которая вам нужна. Я выяснил это настолько, насколько это возможно сделать, не спрашивая ее саму.