Гарднер прокрутил запись еще нескольких минут после ухода Эбби.

— Я проверил запись с камер снаружи клиники. За вами никто не последовал, — сказал он и выключил телевизор.

— Что теперь? — спросила Эбби.

Гарднер жестом пригласил их снова присесть и, взяв стул для себя, поставил его напротив них.

— Никаких сообщений о найденном ребенке не поступало; никто не приносил детей ни в больницу, ни в полицейский участок. Мы собираемся сделать обращение в СМИ о том, что ищем свидетелей, которые могли видеть Бет, а также двоих мужчин в белом фургоне.

— Значит, вы уже не думаете, что кто-то мог взять ее к себе для ее же безопасности? — сказал Пол.

Гарднер выдержал паузу, тщательно подбирая слова.

— Такая вероятность по-прежнему сохраняется. И мы собираемся использовать ее в качестве основы своего обращения. Как я уже сказал, возможно, кто-то забрал Бет к себе, думая, что делает ей лучше. Но также возможно, что кто-то забрал ее преднамеренно, и нападение на Эбби было запланированной частью этого похищения. Поскольку до сих пор не было никаких обращений в полицию или требований выкупа, мы вынуждены предположить, что кто-то забрал девочку, предполагая оставить ее у себя. Но мы все равно собираемся обратиться к похитителям, показать им, что у Бет есть семья, хорошая семья. Мы расскажем о последствиях того, что они сделали, и, используя ее имя и ваши имена, представим всю ситуацию для них в реальном свете. Есть вероятность, что после этого они вернут ее. На данном этапе наше обращение будет адресовано к свидетелям в такой же степени, как и к человеку, который забрал Бет. Нам нужно, чтобы перед камерой появились вы оба. Предварительно вас проинструктируют, но если вы захотите сделать заявление самостоятельно, мы пойдем и на это. — Он посмотрел на них. — Все зависит от вас, захотите ли вы говорить.

Эбби и Пол смотрели друг на друга, стараясь найти ответ в лице другого.

— А это имеет значение? — спросил Пол. — Я хочу сказать, есть какая-то разница? Увеличится ли вероятность того, что ее вернут, если об этом скажем именно мы?

Гарднер задумчиво потер подбородок.

— Честно говоря, я не знаю. Я знаю, что, когда в обращении участвуют родители, это помогает. Однако если вы решите сказать что-то перед камерой сами, то должны предварительно обсудить это с нами. В зависимости от того, кто мог забрать Бет, в зависимости от причин, по которым он это сделал… вы должны очень тщательно подбирать слова. — Эбби хотела что-то сказать, но Гарднер, подняв руку, остановил ее. — Я все понимаю. Бет ваш ребенок, вы хотите вернуть ее домой, и это единственное настоящее послание, которое вы хотели бы донести до этих людей или до этого человека. Но он забрал ее по каким-то своим, особым причинам. Например, решив, что вы недостаточно хороши для Бет или что он заслуживает ее в большей степени по каким-то другим соображениям, — уточнил Гарднер. — Вы должны быть очень осторожны, чтобы не разозлить этого человека и случайно не укрепить во мнении, которое у него сложилось.

— Но как мы узнаем, что это за мнение, если мы даже не знаем, кто это? — спросил Пол.

— Поэтому мы построим все общими фразами. Покажем, что вы страдаете, что такие действия будут иметь свои последствия. Покажем, что вы хорошие родители. И просто попросим вернуть Бет. Не будем высказывать о них никаких суждений, не будем говорить, что они плохие и причиняют ребенку вред.

Эбби взглянула на Гарднера и тут же опустила глаза в пол.

— А что, если они и в самом деле плохие?