— Прощайте, мужики. И не бойтесь комиссаров. Я ведь и сам не сразу к ним пришел. Умные люди подсказали, научили. А мы с вами наверняка больше не встретимся. Проездом я тут. Случай свел.
Вместе с ним поднялось трое мужиков.
— Проводим, — сказал один.
— Ну тогда пошли, — улыбнулся Сибирцев.
Он еще раз заглянул в Марьину землянку. Свечи оплыли, мигали огоньками, но он разглядел, что и мать, и дочь спят. Вздохнул. Будут жить теперь.
На поляне гомонили мужики. Замолчав, посмотрели вслед уходящим. «Будут стрелять или не будут? — сверлила мысль. — Нет, не будут, не должны. Вроде сломилось в них что-то...»
7
Старик шел быстро, будто торопился поскорее покинуть опасное место. Уже рассветало, и тропинка различалась хорошо. Сопели сзади провожатые, слышал Сибирцев шорох их шагов, приглушенные голоса.
Быстрым шагом вышли к болоту, на последний сухой бугор. Сибирцев обернулся. Троица, шедшая позади, отстала и теперь что-то горячо обсуждала. Наконец, увидев глядящего на них Сибирцева, они подошли ближе. Один из них, тот самый сосед в лаптях, крепкий и вроде бы самый молодой, сказал:
— Ты уж прости, не знаю, как и звать-то — не то ваш бродь, не то гражданин комиссар...
— Там, за болотами, я тебе товарищ. А тут — как сам захочешь.
— Ты нам скажи, гражданин доктор, — вывернулся мужик. — Только как на духу... Бумажкам-то мы уж отвыкли верить... Правда, что ты говорил?
— Правда.
— Перекрестись.
— Хоть и не верую, нате, мужики. Вот вам крест святой.
— И ничего нам не будет?
— Ежели крови на вас нет, не будет.
— Да-а, — протянул бородатый постарше. — Ну дак как, а, братцы?
— Знаешь что, — снова сказал молодой, — пойдем мы с тобой. Барахла там все едино не было, а винтарь — хрен с ним, пусть сгниет. Возвращаться — пути не будет.
— Вот молодцы, — обрадовался Сибирцев. — Самые что ни есть молодцы. Ну, тогда вперед. Двигай, Иван Аристархович...