Удар! Крит!

Бурый бармаглот даже не заревел. Он скорее закашлял, жалобно и тихо. Так жалобно, что меня невольно мороз по коже продрал. Жизнь монстра уменьшилась так сильно, что было ясно — это конец.

Резко провернув копье, я вбил его еще глубже, а затем сильно рванул на себя, высвобождая оружие.

Полыхнула яркая вспышка, из пасти чудовища вырвалась ветвистая молния, угодившая в забурлившую воду. Раздался последний рык.

Все.

Бурый бармаглот еще стоял. Осел всем телом, но все еще стоял. И уже не двигался. А на его туше медленно затухали последние искры электрических разрядов. Секунда — и он начал разваливаться, распадаться на части — на мертвые части. Ни один из странных грибков, составляющих его тело, не двигался. Бурые няфы умерли вместе со своим хозяином. На моих глазах исполинское тело, накренившееся над подземным каналом, медленно рассыпалось, в воду падал и падал дождь из крошечных мертвых тел, сразу же уносимых течением.

И я вновь ощутил укол вины. Беспричинный и странный всплеск жалости к поверженному мною монстру. Очень уж печальной была эта картина рассыпающегося исполина, со смертью которого погибли и создавшие его малютки.

Перед глазами висела радостная надпись, начинающаяся с «Поздравляем», но мне было не до очередного полученного уровня. Я все стоял и смотрел, словно бы отдавая последнюю дань достойно сражавшемуся чудовищу.

Застывшая фигура бармаглота словно бы вздохнула и одним махом рассыпалась — словно карточный домик обрушился. На берегу подземной реки остался лежать лишь один предмет, сразу приковавший мое внимание. Нечто округлое, размером с кулак взрослого мужчины и с неяркой зеленоватой искоркой внутри. Шагнув вперед, я наклонился и, подобрав с камней боевой трофей, внимательно всмотрелся. Взглянул и восхищенно приоткрыл рот.

На моей ладони лежал шар, сплетенный из застывших в различных позах, да так и закостеневших бурых няф. Сквозь промежутки между крошечными тельцами пробивался зеленоватый свет. Мутный, туманный, напоминающий о мрачных подземельях. Прямо-таки скульптурная композиция в миниатюре. Красиво. И название того стоит: «Искра Бурого Бармаглота».

На моей ладони лежало все еще бьющееся сердце чудовищного монстра. Прекрасное сердце, дико не соответствующее уродливой оболочке.

— Ур? — поинтересовался мой питомец, уже пришедший в себя и прочно обосновавшийся на плече.

— Нет, Ползун, — тихо качнул я головой. — Это не еда. Это… это на память. Я себе такой и в «реале» закажу! Будет лампа-ночник! Блин! Вот ведь красота!

— Хур-р! — не согласился со мной слим.

— Много ты понимаешь! — фыркнул я, бережно убирая шар в мешок.

Интересно, каково его предназначение? Возрождение Бурого Бармаглота к жизни? Запросто — название прямо намекает на это. А может, и по-другому надо использовать. Не знаю пока. Но обязательно узнаю, как только выберусь из кокона.

Оглядев место битвы, я убедился, что больше тут нет ничего ценного. Кроме моих драгоценных шампуров, которые я тут же подобрал и убрал обратно в просторный нагрудный карман кожаного фартука. После чего придирчиво осмотрел питомца и пораженно зацокал языком, словно белка. Ползун уменьшился в размерах буквально в пять раз, ничем больше не напоминая того ленивого жирного увальня, привольно развалившегося на моих плечах. Такое впечатление, что целый год голодал. Из толстого поросенка Ползун превратился в тощую подзаборную шавку. Некормленную и неухоженную.

— Я тебя откормлю, Ползун, — едва не пустив горестную слезу, пообещал я. — Обязательно! До прежнего элитного вида!

— Ур! Ур! — согласился со мной слим.

И только тут я заметил мерцающую в углу экрана еще одну информационную строчку.