Нет, я бы… просто она не в моем вкусе. Тощая, чернявая, как галка, нос этот ее острый, а я… а мне больше другие девушки нравятся. Такие, чтоб спокойные, тихие, скромные, а не этот… комок огня.
— Аглаша… — вздохнул я и снял ее руки со своих глаз.
— Викешенька, — надулись губки, а глаза ехидно щурятся, — когда ж ты меня Аглашенькой назовешь?
— Некогда мне, тороплюсь я, — попытался двинуться дальше, но меня цепко держали за кончик… Пояса, пояса кончик!
— А после службы? — она накрутила на палец кончик длинного свисающего колпака, как другие девушки, кокетничая, крутят волосы. Только у Аглашки они короткие, типа стрижки-пикси.
— А службы у меня поздно заканчивается, улицы цепями закрывают.
— Может, я тогда к тебе в гости приду? — а пальчик крутит, крутит колпак…
— Я у родственников живу.
— А я нет. Мы в Москве дом купили, теперь тут постоянно играть будем…
Только этого не хватало!
— Хочешь, приходи, покажу… дом.
— В другой раз. Потом, — я осторожно отцепил пальцы девчонки от своего пояса и побе… в смысле — пошел. На службу, да. Не торопясь. Совершенно не торопясь.
За спиной слышался веселый девчоночий смех.
Вторя ему мелодично звенели куранты Фроловской башни.
Здания Приказов протянулись вдоль всей улицы, уже за стенами Кремля. Высокие, трехэтажные, широкие крыльца с навесами поднимаются сразу на второй этаж — не я их строил, не знаю, почему так — по ступенькам крылец туда-сюда снует народ.
Я взбежал по крыльцу Разбойного приказа, коротко поклонился двумя стрельцам в темно-зеленых кафтанах у дверей, опирающимся на длинные алебарды:
— Будь здоров, Григорий, будь здоров, Илья.
— Здоров будь, Викентий, — так же коротко поклонились они мне.
Кстати, я, наверное, забыл сказать, да? Это в прошлой жизни я был Максим Валентинов а в этой — Викентий, сын Тимофеев. Правда именно так меня не зовут, потому что…
— Викешка! — закричали из окна.