— Я просмотрел некоторые из его очерков, —- сказал Фейн. — Они оставляют тяжелое впечатление.
— Вы тоже без особого удовольствия говорите о вашей поездке, — сказала Эйми.
— Я согласен с вами.
— Тогда почему вы собираетесь поехать туда?
— Я обещал. Ничего уже нельзя сделать.
Этим же утром Фейн получил письмо от сестры, из которого он узнал, что курочка снесла три яичка, что означало, что на счет его доверенных лиц уже положены три тысячи фунтов стерлингов.
Был еще один конверт, адрес на котором был выведен таким каллиграфическим почерком, что создавалось впечатление, что его написал профессиональный летописец. Фейн небрежно раскрыл конверт с каким-то скрытым предчувствием, что его содержание разочарует его. В конверте была старая почтовая открытка 1905 года с изображением на переднем плане короля Эдуарда в морской форме, сходящего в сопровождении свиты на берег в Кувесе. На обратной стороне открытки было написано: «Наконец вы отправляетесь! Желаю отличного отдыха. Я свяжусь с вами. Лоуренс».
На следующий день, когда Фейн почти был готов вернуть деньги и отказаться от работы, Паппи Сауерби вызвал его к себе в кабинет, чтобы поздравить его и сообщить ему, что заявление с просьбой о въезде в страну одобрено кубинским правительством и что отдел печати министерства иностранных дел Кубы выслал официальное приглашение.
Вначале Фейн почувствовал себя человеком, которому осталось жить только шесть месяцев. Затем он начал строить свои планы.
Паппи предложил ему самому заниматься вопросами поездки, и Фейи узнал, что в Гавану через Мексику вылетает всего один самолет в неделю. Рейс был записав на пятницу. В его распоряжении было полных четыре дня, чтобы заложить основы того, что ему казалось после кубинского эпизода многообещающим будущим.
Фейн, никогда не воспринимавший с энтузиазмом свою поездку на Кубу, был глубоко подавлен тем, что рассказал об этой стране Фридландер в пятидесяти или более оставленных им отчетах. Материалы показывали, что Фрпдландер был профессиональным левым.
После прочтения этого отчета Фейн заключил с собой торжественный пакт. Если уже поздно повернуть назад, то он поедет на Кубу, останется там на самое короткое время, будет вне опасности насколько это возможно, отдаст своим работодателям все, что он сможет за их деньги, а затем бросит все и вернется в Канаду. Сейчас он составил план остаться в Канаде и провести здесь остаток своей жизни. Это была чистая и простая страна, о которой он всегда мечтал.
Он выбрал Канаду после последней поездки в глубь страны с его молодыми друзьями по редакции, когда они исследовали окрестности Хантсвила и открыли небольшое озеро. Они провели чудесный вечер в лесу. Они ловили рыбу, исследовали прибрежные пещеры и просто лежали у воды и наблюдали, как орланы бросались в воду за форелью, поднимая тучи брызг над темной поверхностью. Кто-то построил бревенчатый дом в этом чудесном уголке североамериканского рая, может быть, еще до прихода сюда белого человека. Там был водопад и ручей с форелью. С этого места открывался вид во всех направлениях на горы и леса. У озера виднелось серебро белого пляжа с крутым обрывом и пристанью. В объявлении было указано, что бревенчатый дом продается вместе с парусной лодкой длиной четыре метра сорок сантиметров и участком площадью тридцать два акра. В понедельник Фейн нанял такси и поехал в контору агента по продаже недвижимого имущества в Торонто. Хозяин запросил большую цену — восемнадцать тысяч долларов, но агент сказал, что положение участка является уникальным, и Фейн согласился с ним. Он оставил в залог тысячу долларов и был готов оплатить покупку через месяц. Он никогда в своей жизни не хотел чего-нибудь так, как этот дом.
Фейн подсчитал, что после уплаты восемнадцати тысяч долларов у него останется довольно приличная сумма после выполнения задания на Кубе, чтобы прожить, по крайней мере, год без необходимости работать. Там он будет проводить дни наедине с природой и писать поэмы, а когда деньги кончатся, то на питание он будет зарабатывать еженедельной статьей для газет в Торонто или Оттаве. Только человек, который избавился от двадцатилетнего каторжного труда, может понять, как оценить то, что нашел Фейн: этот трепетный и долгожданный мир канадских лесов.
На следующий день Фейн оставил последнюю соломинку несбыточной надежды. Пик сказал ему, что в Канаде с ним свяжутся для последнего инструктажа. До отлета в Гавану осталось менее двадцати часов, а инструктажа не было. Поздно вечером во вторник он понял, что недооценил своих хозяев. Его пригласили в кабинет Паппи Сауерби для беседы с новым администратором газеты Эдвардом де Хавиландом; поглядев на него, Фейн сразу все понял.
Де Хавиланд был так похож на агента разведывательной службы, что, встречая его на улице, можно сразу сказать: вот идет матерый шпион. Он всем привлекал к себе внимание.
— Все это проще пареной репы, — сказал де Хавиланд, когда они ехали в машине, — уважаемый Фридландер, упокой господь его душу, изучил все экономические и политические стороны кубинской революции, а сейчас газета посылает вас для проведения небольшого социологического исследования населения… Как кубинцы проводят время на улицах, где они отдыхают и так далее. Это дает вам предлог для поездки на побережье.
Высадка на Кубу уже спланирована на картах. Наши люди считают, что настало время нанести удар коммунистам в этом районе, и мы посылаем вас изучить берег в районе Лагартеры, который может стать идеальным местом для высадки, а может быть, и нет.
Фейн взял карту в руки.
— Я не намерен оставлять вам эту карту, — сказал де Хавиланд. — У вас не должно быть карт. Посмотрите и верните ее мне. Обратите внимание на небольшой участок шоссе от Матансас до Сьенфуэгос. Но на карте нет новой дороги, которую кубинцы построили через болото от города Ла-Вака до побережья. И мы хотим знать, для чего построена эта дорога.