Держалась Ксюха — как ее называл Тимур — достаточно развязно. Едва кивнув мне, уселась к Тимуру на колени и стала его облизывать. Именно облизывать, а не целовать. Он положил руку ей на грудь и начал тискать. Меня тогда чуть не вырвало, и я поспешила уйти. Скорее всего, они на это и рассчитывали. То, что эта парочка могла присвоить драгоценности, сомнений не вызывало. Другое дело, были ли они способны на убийство?
Глава 12
В Москве стояла одуряющая жара и, закончив заниматься с моей новой ученицей французской грамматикой, я надела открытое льняное платье, купленное на распродаже в Охотном ряду. Мои наряды из Парижа до сих пор лежали в чемодане, теперь я предпочитала одеваться в более молодежном стиле. Конечно, сказалось влияние Андрея. Оказалось, что вполне возможно обходиться парой китайских джинсов и несколькими майками. Удивительно, но теперь зеркала оказались более благосклонны ко мне, мое отражение иногда меня радовало.
От Большого Кондратьевского переулка, где я снимала квартиру, до Патриарших прудов прогулочным шагом минут двадцать пять. И хотя это место безумно напоминало мне Андрея, я почти каждый вечер приходила сюда: садилась на нашу скамейку, смотрела на лебедей, терзала себя мыслями об Андрее и о своей проклятой гордости, которая помешала нам быть вместе. Проходя мимо детской площадки, жалела, что у меня нет детей. В отвратительном настроении приходила домой и полночи ворочалась в кровати без сна.
Но в этот раз я не стала задерживаться на Патриках, а дошла до нашего особняка. К моему удивлению, музей был открыт для посетителей, и меня снова потянуло в дом.
Пожилой незнакомый охранник в очках попросил меня расписаться в журнале. Я взглянула на него с непониманием.
— Полагается расписаться. Билетов ведь нет, — нехотя объяснил он. — И тапочки не забудьте, — он показал рукой на ящик с безобразными войлочными тапками.
Я неразборчиво нацарапала фамилию и с отвращением надела тапки. После того, как я снова оказалась на месте убийства Андрея, сердце жалобно заныло. Вошла в гостиную, остановилась. Пару месяцев назад за обеденным столом писателя, я нарисовала Андрею план дома.
В холле раздались поставленный голос экскурсовода и шаги посетителей, я поспешно укрылась в смежной комнате. Воспользовавшись тем, что за мной никто не наблюдал, подошла к камину, листок на подоконнике привлек мое внимание, взяла его в руки: тот самый план подвала, где Фаина спрятала драгоценности. Крестик стоял там, где уже было пусто. Последний раз я видела послание из прошлого, лежащем на столе в гостиной, откуда оно исчезло самым таинственным образом. Неужели Степан снова подает мне знак?
— Ты здесь? — шепотом спросила я, озираясь вокруг.
В соседней комнате раздался смех, видимо, экскурсовод рассказал какую-ту пикантную подробность из жизни писателя. Но мой вопрос остался безответным.
— Помоги мне, пожалуйста! — взмолилась я в пустоту. — Ведь ты же не хочешь, чтобы убийство твоего внука осталось безнаказанным. Я знаю, ты пытался предупредить нас.
Сотрудница музея заглянула в комнату.
— Женщина, что вы делаете? Отойдите от камина. Это единственная вещь, которая осталась от Петушинских…
— Мне ли не знать об этом, — пробурчала я тихо, заметив, что на самом деле стою, привалившись спиной к камину.
— И если каждый будет так облокачиваться на него…
— Извините, — я отошла от камина на безопасное расстояние, но смотрительница уже не сводила с меня подозрительного взгляда.
— Если вы интересуетесь жизнью писателя, вам лучше присоединиться к экскурсии.
Я покачала головой, едва сдерживаясь, чтобы не попросить ее убраться куда подальше. Возможно, если бы она здесь не торчала, Степан подал бы мне знак. Почему-то я испытывала странную уверенность, что листок на камине появился не случайно. Он определенно хотел дать мне что-то понять.
— Между прочим, зря вы отказываетесь, — настаивала смотрительница. — У вас вряд ли еще возникнет такая возможность, музей закрывают.