Президиум ЦК, который по старой памяти все называли Политбюро, Хрущеву удалось собрать только после обеда.
Короткое сообщение Строкача все выслушали молча, единственно, Молотов строго переспросил, уверен ли Строкач, что Берия был пьян, поскольку пьяным Берию никто и никогда не видел. Затем Строкача выпроводили в приемную.
— Какой-то собачий бред, — тут же высказал свое мнение Каганович. — Этот Стукач в своем уме?
— Строкач, — поправил его Хрущев.
— Все равно — в заговор Берии я не верю!
— А я верю! — зло сказал Микоян. — Вы помните, какую программу Берия объявил на похоронах Сталина? Я его спросил, ты это серьезно? А он мне так нагло посмотрел в глаза и говорит: «Я это обещание выполню!».
— А мне еще вот что непонятно, — как бы размышляя сам с собой, начал Молотов, — Получается, что Берия снял этого Строкача с должности за то, что Строкач не послал ему результаты наблюдения за партработниками Львовской области. Но зачем они Берии? Ведь он их и так регулярно из Львова получает, изучает и передает для дальнейшего принятия мер Председателю Совета Министров — раньше Сталину, теперь товарищу Маленкову. Зачем он их запрашивал, если они у него и так есть? Что-то в этом рассказе Строкача не так!
— Тут, как в деле Абакумова, когда он посылал в ЦК не подлинные результаты допросов, а сокращенные выдержки из них, да еще так подготовленные, чтобы мы не узнали, о чем на самом деле показал на допросе, скажем, Этингер, — пояснил Маленков. — А в областях начальники МГБ хотят жить в дружбе с партийной властью, соответственно, они посылают в Москву препарированные результаты наблюдений за этой местной властью. А Берия запросил подлинные донесения агентуры, значит, ему нужны откровенно компрометирующие партийную власть факты.
— Все равно, арестовать членов ЦК, арестовать Президиум ЦК — это преступление. Берия на преступление не пойдет, вы же его знаете! — присоединился Молотов к сомнениям Кагановича.
— Мы второй раз назначаем Берию в НКВД, чтобы искоренил преступность, и вдруг он сам совершает преступление? Я в это тоже не верю! — заявил Ворошилов, который на тот момент был Председателем Президиума Верховного Совета, то есть, главой Советской власти.
— Знаете, товарищи, Никита Сергеевич сообщил мне об этом еще вчера, я, знаете ли, долго не мог заснуть, тоже думал, как Берия может пойти на это преступление, — Маленков начал издалека. — Ну, и освежил в памяти Уголовный кодекс.
Маленков достал тонкую книжицу и раскрыл ее на закладке: — Так вот, если он арестует партийных руководителей во имя Советской власти, то это не преступление…
— Как не преступление?! — перебили его сразу несколько голосов.
— Вот статья 13, — продолжил Маленков, — в ней написано, — стал читать медленно и раздельно. — «Меры социальной защиты не применяются вовсе к лицам, совершившим действия, предусмотренные уголовными законами, если судом будет признано, что эти действия совершены ими в состоянии необходимой обороны против посягательства на Советскую власть, либо на личность и права обороняющегося или другого лица, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны». Тех, кто посягает на Советскую власть, можно и убить, если другого выхода нет, и это убийство не будет преступлением.
— А против посягательств на партию, что написано? — спросил Каганович.
— Ничего не написано, только против тех, кто посягает на Советскую власть. Мы же — партия, — по Конституции не власть, а только политическая организация.
— Сталин нагородил в свою Конституцию черт знает чего, а главного не написал! — вскипел Микоян.
— Да чепуха это! — снова возмутился Ворошилов. — Ну, арестует он нас, а дальше что? Царем себя провозгласит?
— А дальше, — размеренно начал говорить Молотов, уже оценивший ситуацию, — он предложит тебе, или кто там вместо тебя останется, созвать сессию Верховного Совета. А на ней объявит депутатам и народу, что арестовал нас за то, что мы нарушили свой собственный Устав и посягнули на власть Советской власти в центре и на местах, — обвинит нас в том, что мы прекратили действие Конституции. Он действительно не совершит преступления, даже если перестреляет нас.
Хрущев только теперь понял ситуацию и удивился. Он выдумал Берии заговор, а оказалось, что Лаврентию действительно нужно было этот заговор организовать! Но его мысли перебил Микоян.