Прежде чем войти в хижину, Рен жадно вдохнул морозный воздух. Его уже мутило. Совершенно не хотелось видеть это зрелище вновь.

Роулинсон остался стоять в дверях, засунув руки в карманы и с любопытством наблюдая за генеральным прокурором.

Он откашлялся и начал пояснять:

– Яд поступил в организм жертвы через катетер, введенный в вену на запястье, когда покойный, вероятно, был без сознания. Этот яд проникает во все ткани тела, захватывая каждый нерв. Он вызывает нестерпимую боль, но мозг при этом так перегружается, что не может отключиться. По-видимому, эта боль длится несколько часов, и за это время потерпевший, как вы можете видеть, изувечил сам себя.

– Есть ли у него что-то во рту, главный инспектор?

Полицейский замялся:

– В каком смысле?

Рен почувствовал, как у него в горле встает ком, мешающий дышать.

– У него во рту, главный инспектор. Есть ли у него что-то во рту?

Роулинсон обернулся, словно полагая, что это может быть какой-то проверкой, и лишь после этого прошелся по половицам, пока не приблизился к убитому вплотную. Пена вокруг его рта уже начала подсыхать, но все еще стекала каплями по щекам, напоминая белок сырого яйца. Рен молча смотрел, как Роулинсон, наклонившись, заглянул в его раскрытый рот.

– Там ничего нет. – Инспектор выпрямился.

– Посмотрите еще раз.

Роулинсон наклонился над телом еще ниже и вгляделся снова. Рен сжал руки в кулаки. Возможно, Роулинсон прав. Возможно, там действительно ничего нет.

– Погодите, – нахмурился полицейский, доставая из кармана комбинезона пару голубых резиновых перчаток и ручку. – Там и правда что-то есть…

Рен почувствовал, как напряжение в его теле спало, когда Роулинсон снова нагнулся, засунул ручку в рот убитого и осторожно потянул ее обратно.

– Бог ты мой, что это? – Он поднял маленький темный предмет так, чтобы на него упал свет.

Стоявший за его спиной Филип Рен стремительно вышел вон.