— Да, — продолжал человек, — наверняка он умер, и вот почему ты здесь и ломаешь мои двери.
Опять пауза, а затем он сказал вызывающе:
— Что ж, я впущу тебя, — и исчез из проёма окна.
III
Вскоре послышался лязг цепей и отодвигаемых засовов; дверь была осторожно приотворена и немедленно закрыта за мной.
— Ступай на кухню и ничего по дороге не трогай, — сказал голос.
И пока человек, живший в доме, снова укреплял затворы, я ощупью добрался до кухни.
Ярко разгоревшийся огонь освещал комнату с таким убогим убранством, какого я в этой жизни ещё не видел. С полдюжины мисок и блюд стояло на полках; стол был накрыт для ужина: миска с овсяной кашей, роговая ложка и стакан разбавленного пива. В этой большой пустой комнате со сводчатым потолком ничего больше не было, кроме нескольких закрытых на ключ сундуков, стоявших вдоль стены, пары табуреток и посудного шкафа с висячим замком в углу.
Закрепив последнюю цепь, человек вернулся ко мне. Он был небольшого роста, морщинист, сутуловат, с узкими плечами и землистым цветом лица; ему могло быть от пятидесяти до семидесяти лет. На нем был фланелевый ночной колпак и такой же халат, надетый сверх истрепанной рубашки и заменявший ему и жилет и кафтан. Он, очевидно, давно не брился. Лет ему, по всей видимости, было не так уж и много, не больше чем мне в прошлой жизни. Даже странно, как в таком возрасте можно так органично выглядеть такой вот старой развалиной.
— Ты проголодался? — спросил он неискренне, и взгляд его забегал на уровне моего колена. — Можешь съесть вот эту кашу.
Я сказал, что не настолько голоден.
— О, — сказал он, — это отлично. Тогда я доем, а вначале выпью эля: он смягчает мой кашель. Да, кстати — я твой дядя, брат твоего отца.
В ответ на эти слова я просто молча кивнул.
Он выпил около полустакана, все время не спуская с меня глаз. Затем быстро протянул руку.
— Давай письмо, — сказал он.
Я молча сунул руку в котомку и отдал ему запечатанный конверт. Затем сел на колченогий табурет и начал рассматривать огонёк свечи, стоявшей на столе. В это время дядя мой, наклонясь к огню, вертел письмо в руках.
— Знаешь ли ты, что в нем? — внезапно спросил он.
— Приблизительно догадываюсь, — флегматично ответил я. Нет, с этим надо что-то делать, вялость и заторможенность этого тела уже начинают раздражать. Или это побочный результат моего вселения?
— Гм… — сказал он. — Что же тебя привело сюда?
— Я хотел отдать письмо, — всё так же малоэнергично ответил я.