— Это тупик! — стонал нетерпеливый Просперо. — Ничего не поделаешь — их не обманешь! Мы опоздаем!

— Единственное, что нам может помочь, — проговорил Декситус, — это вмешательство богов. Если высшие силы устроят какую-нибудь подходящую неожиданность.

— За те годы, что я провел на войне, — отозвался граф Пуантенский, — я давно привык рассчитывать больше на себя, чем на всех богов, вместе взятых. Прошу прощения, жрец, но если какая-нибудь случайность и погубит Амалиуса Прокаса, то «устроят» ему эту «случайность» не боги, а мы сами. Сдается мне, я даже догадываюсь, что это будет за «случайность»: мои люди доносят, что котел, который мы по привычке называем Пуантен, может вскипеть в любой час.

Той же ночью, когда состоялся этот разговор, с одобрения Конана Алиману перешел одетый в черное человек. Он выбрался в прибрежные заросли и исчез. Ночь была безлунная, темная, и влажная морось, которая загнала часовых искать укрытия под могучими кронами, заглушила все звуки, в другую погоду заставившие бы насторожиться не одного чуткого легионера.

Пловец в черном был пуантенец, наемник из отряда графа. За пазухой у него лежало завернутое в промасленный шелк письмо, написанное собственноручно Троцеро.

В эту ночь Амалиус Прокас не спал. Дождь, без устали барабанивший в стенки шатра, действовал командующему на нервы, и рана от этого болела, казалось, еще сильней. Бормоча то и дело грязные ругательства, к которым привык еще в те времена, когда служил помощником капитана когорты, старый вояка потягивал горячее, приправленное пряностями вино и, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, играл в шахматы с оруженосцем. Раненая нога его, схваченная повязкой, лежала на грубо сколоченной скамейке.

Услыхав раскат грома, Прокас поднял голову и насторожился.

— Это же только гром, господин, — сказал оруженосец. — Сегодня всю ночь так.

— Отличная ночь, чтобы киммериец попытался нас обойти, — проворчал командующий. — Надеюсь, часовые получили приказ совершать обходы непрерывно? Знаю я их — вечно стараются найти укромное местечко…

— Да, приказ получили все без исключения, — ответил оруженосец. — Твой ход, господин, ты пропустил ферзя.

— Пропустил, пропустил, — бормотал Прокас, наклоняясь над доской. Про себя он с недоумением отметил, как при этих совсем безобидных словах в сердце закрался неприятный холодок. Он отмахнулся от этого чувства, вновь отхлебнул вина. Не к лицу старому солдату шарахаться от ночных теней. Но посты надо все же проверить самому: часовые все одинаковы, только почуют слабину — немедленно начинают зевать.

Тут полог распахнулся, и в проеме возникла высокая фигура часового.

— В чем дело? — вскинулся Прокас. — Мятежники наступают?

— Нет, господин. К тебе гонец.

— Гонец? — удивленно переспросил командующий. — Что ж, давай его сюда.

— Ее, господин. Это женщина.

Прокас только нетерпеливо махнул рукой. Оруженосец же встал, отдал честь и удалился.

Через минуту солдат вернулся, ведя с собой юную девушку, одетую в дорожное платье пажа. Четверть часа назад она появилась возле постов, смело подошла к часовым и сказала, что у нее поручение к главнокомандующему от короля Нумедидеса. И солдатам, изумленным ее ледяным спокойствием и странным светом широко распахнутых изумрудных глаз, даже в голову не пришло поинтересоваться, как попала она в эти края.

Прокас внимательно изучал гостью. На предъявленный знак он и не взглянул — такие штучки легко подделать или украсть. Не слишком поверил и лежавшему в дорожной сумке пергаменту. Но стоило незнакомке назвать имя Зуландры Тху, как Амалиус Прокас насторожился. Колдун был единственным человеком, которого побаивался старый воин.

— Почему же ты замолчала? — ворчливо спросил он. — Говори!