Танюша не давала себя ударить, перемещаясь слишком быстро для противниц, но из круга не выходила. Придавая лицам девочек симметрию, она так радостно улыбалась, что на полянке по соседству готовы были распуститься цветы.

«Тут ведь главное ‒ чтобы поровну всем, ‒ рассуждала сама с собой.

Да! Вот у этой еще шрама нет, добавь, ‒ подсказала себе.

Согласна. А той, за спиной, ‒ еще раз по носу нужно: плохо первый раз получилось.

И сюда еще: иначе слишком веселая улыбка будет, ‒ увидев симпатичную мордашку, пришла добрая мысль.»

Закончив выравнивать лица, Танюша перешла к работе с телом. Оторопевшие противницы и рады были отступить, но что-то заставляло их возвращаться. Не зная, что делать сначала ‒ утирать слезы или пытаться ударить ‒ девочки в черном все же не прекращали надеяться на победу.

«Одиночка ‒ лакомый кусочек, если всем скопом! ‒ продолжая избиение, рассуждала Танька.

Да, одинокую всегда травить станут, всю жизнь. Защитить-то ‒ некому. И поплакаться ‒ только подушке…

Вот, не ври! Откуда тебе знать?

Тебе мало этой реальности? ‒ удивилось Альтер Эго.

Так здесь только дети. Их жестокость запредельная, взрослым и не снилось такое…

Ага, только добрые девчонки. Милые и нежные создания. Очнись!

Да вижу я: подлость и никакой пощады. Садистки хреновы!

Так оторвись по полной!»

Ножки у Танечки росли из правильного места. Можно сказать, что от ушей, но это к делу не относится. Её удары были не столько сильными, сколько болезненными: проучить можно и не покалечив. Она била ногами надоедливых за все прошлое и немножко впрок. Урок для наблюдавших получился отличным. Завершила обучение обидными подсрачниками, от которых отпущенные, наконец, девчонки, падая, образовали солидное нагромождение.