– Ну и что, я с тобой.

– И я, – в один голос сказали Ксандер и Баб.

Лиз, которая все это время смотрела в пустоту, перевела на них глаза и нахмурилась.

– Баб, иди покажи Ксандеру, где он будет спать.

– А то он не знает. Где всегда, – ответил Баб.

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Все равно иди покажи.

Когда они исчезли в доме, она повернулась к Нэйтану:

– Как Ксандер?

– Неплохо, учитывая обстоятельства.

– Сколько он у тебя пробудет?

– Обратный билет на двадцать седьмое.

– А, – она явно была разочарована. – Разве он не может улететь на следующей неделе? Я думала, этот Новый год твой.

– Так и есть, но нет, – Ксандер вернется на неделю раньше времени, оговоренного судом. Нэйтан мог бы настоять, но не стал. Он имел на это законное право, нелегко и недешево им заслуженное. – Он хочет пойти на вечеринку со своими брисбенскими друзьями.

– И когда он теперь вернется?

– Не знаю, – Нэйтан пытался заставить голос звучать ровно, но чувствовал на себе взгляд Лиз. – Ему нужно будет сдать кучу важных экзаменов.

Два года подготовки и повторения всей программы, стандартизированное тестирование и поступление в университет ждали Ксандера, как поспешил уведомить Нэйтана адвокат его бывшей жены. Ближайшие два года Ксандеру как никогда нужны покой и стабильность. Он должен оставаться дома, чтобы спокойно учиться. Нэйтан ведь способен это понять?

Вообще-то, Нэйтан прекрасно все понимал, но еще он понимал, что меньше, чем через два года его сыну будет восемнадцать. Определенные судом визиты к отцу станут, как и многое другое, реликтами его детства, тем более судя по тому, как дела идут сейчас.

Рождественский хорал больше не звучал, как теперь заметил Нэйтан, и в образовавшемся вакууме стал слышен детский плач. Он захотел вернуть музыку. Лиз обернулась на звук и, не сказав ни слова, ушла в дом.

Нэйтан и Гарри остались на веранде одни. На западе солнце было похоже на медленно затухающее пламя.