Пьер, Фрике и молодой китаец, скрывшиеся за скальной грядой, ожидали объявленного спектакля. Моряк раскатисто похохатывал. Черный круг папуасских лодок постепенно сужался. И вот, когда до вожделенной цели оставалось не более двадцати метров, совершенно неожиданно с палубы «Лао-Цзы» взвился гигантский столб дыма, за которым тут же последовал выброс длинного языка пламени, лизнувшего самый верх грот-мачты. Море разверзлось, огромные, словно горы, волны побежали прочь от бортов судна, и вот, наконец, прозвучал великолепный, оглушительный взрыв, сотрясший почву и заставивший согнуться стволы деревьев. Судно подпрыгнуло, опрокидывая пироги и их экипажи и вселяя страх в души островитян, собравшихся на берегу.

Затем воды, усеянные обломками парусника, вновь вернулись в свои берега. Опрокинутыми оказались лишь пироги, волны, увы, не причинили особого ущерба чернокожим лодочникам, чьи головы довольно скоро появились на поверхности моря, после чего обезумевшие дикари поплыли к берегу, будто бы группа морских свинок, преследуемых акулой.

– Обещанный фейерверк, – сообщил Пьер. – И все благодаря найденной мной пороховой бочке. Кули, вне всякого сомнения, надеялись обнаружить в ней тростниковую водку. Я надеюсь, что после этого урока, в будущем, Орангутанги будут испытывать чуточку больше уважения к огромным машинам, плавающим по морям, и к тем, кого они везут. В конечном итоге урок получился не слишком уж суровым, в скором времени они построят новые пироги.

– Честное слово, я уверен, что дикари не знают, куда им деваться посреди всего этого грома, что обрушивается на их уши два дня подряд. Ты в курсе, что рисковал отправить их всех в ад, если бы взрыв прогремел двумя минутами позже?

– Тоже мне несчастье! Если бы мне удалось истребить две или три дюжины этих паразитов, ты полагаешь, я бы мучился угрызениями совести? Им просто повезло. Они смогли вернуться на берег целыми и невредимыми, ну что же, тем лучше для них. Ты ведь знаешь меня, я бы не уронил и волоска с головы ребенка. Но с тех пор, как я увидел этих гнусных хищников, бросившихся к тремстам беззащитным жертвам, этих озверевших чернокожих, которые вспарывали животы еще живым людям, а затем пили их кровь и ели их внутренности, признаюсь тебе, что я несколько изменил мнение о тех, кого «комнатные путешественники» любят называть «добрыми дикарями».

– Без сомнения, – со вздохом ответил Фрике, – необходимо защититься от атак первобытных людей, кровожадных, словно дикие звери. Но мне не менее грустно, когда я вижу, как одни живые существа убивают других.

– А ты намеревался их приручить, угощая сахарком?

– Именно этот вопрос я задал месье Андре, когда мы были пленниками озиеба.[43]

– Следовательно, наши точки зрения совпадают. Я полагаю, и я уже говорил об этом, урок оказался не столь суровым, каким мог бы быть. Ты только взгляни на этих бешеных папуасов, как они грозят кулаками небесам, а затем морю, как они поносят уж и не знаю какое божество… Не следует забывать, что мы еще не выбрались с острова.

– Сегодня не выбрались, завтра выберемся!

– А! Ба! Так тебе удалось проложить нужный курс? Следовательно, ты знаешь, где мы находимся?

– Да.

– Так объясни же хоть что-нибудь!

– Сейчас. Ты знаешь, это стало для меня неожиданностью. Мы находимся, и ошибка почти исключена, на острове Вудларк, состоящем из скопления кораллов; в окружности он не превышает сорока пяти – пятидесяти тысяч миль. Этот остров расположен на 9° южной широты и 153° восточной долготы от меридиана Гринвича.

– Матрос, ты сбиваешь меня с толку.

– Таким образом, мы находимся, – продолжил Фрике, как будто бы не заметив, что его перебили, – приблизительно в 3° от восточной оконечности Новой Гвинеи.

– Триста километров, как сказали бы сухопутные олухи.

– Совершенно верно. Все, что нам надо, – это сесть в нашу «кокосовую скорлупку» и очутиться в Новой Гвинее.

– В этом нет ничего невозможного, хотя местный ялик, на мой взгляд, не обладает тоннажем, позволяющим выйти в открытое море.

– Меланезийцы и полинезийцы часто совершают морские путешествия протяженностью в четыреста или пятьсот лье на лодках типа этой.