— В аэропорт. Тебе надо уехать, потому что тот, кого они ждали, знает о тебе и будет искать.
— Мне некуда ехать, у меня никого нет. И у меня с собой нет даже паспорта.
— Документы будут, когда мы будем в аэропорту. По документам ты моя жена, а Соня — наш ребенок. Мы летим в Стамбул.
— Что?
— У тебя нет выбора! Если ты останешься, то они найдут тебя. Потом заставят все рассказать, а потом убьют. И если просто убьют — это будет даже хорошо. Соню тоже убьют. Катя, твои мольбы на них не подействуют.
Катя молчала, ее затрясло, глаза наполнились слезами.
***
Энгин отправился на поиски кофе, оставив Катю и спящую Соню в зале ожидания вылета. Когда он шел по коридору, возвращаясь к ней, он видел Катю издалека. Она сильно волновалась, что отчетливо читалось в затравленном взгляде и дрожащих руках.
— Боишься? — спросил Энгин, присаживаясь на кресло рядом с ней.
— До чёртиков.
— Я такой страшный? — он протянул ей стаканчик с кофе.
— Я собираюсь ехать с неизвестным мне человеком, неизвестно куда и неизвестно что там я буду делать! И самое главное, я ещё и ребенка с собой беру.
— Если останешься, тебя ждёт смерть, а со мной лишь неизвестность. Что лучше?
— Ты сам мне сказал на счёт доверия мужчинам, помнишь? Выходит тебе по-прежнему что — то нужно от меня?
— У тебя ничего нет, кроме тебя самой, малыш. Потому что я могу взять у тебя?
— Не знаю. Сдать в какой-то бордель в Турции, на органы продать. Мало ли вариантов.
Энгин взял ее за руку, чтоб унять дрожь.
— Так далеко, да ещё дважды мне надо было ехать, чтоб вот именно тебя для этого использовать? Других кандидатур не нашлось? — он погладил ее руку, пытаясь хоть как то ее успокоить, — Твоя юбка меня по-прежнему интересует. И я увожу тебя, чтоб спасти то, на что эта юбка одета. Я ещё ни разу не врал тебе, вспомни.
— Да?! А как быть с тем, что ты изображал, что хочешь провести с нами вечер, а на самом деле тебе были нужны ключи.
— Я на самом деле хотел быть тем вечером с вами. Неужели ты думаешь, я по-другому не мог их забрать? — он поднял ее лицо за подбородок и пристально посмотрел в глаза, — Теперь, когда мы разобрались, что я не вру, говорю тебе: Катя, обещаю, я тебя не обижу, и тем более я не способен никак навредить твоей малышке. Все будет хорошо.