Сохранность трупа превосходила все ожидания. Благодаря сухому климату останки почтальона превратились в настоящую мумию, предоставив насекомым возможность без спешки сделать свое дело. Внутренность джипа за все эти годы так и не была тронута плесенью.

Сперва Гордон проверил наряд почтальона. Странно: оказывается, парень носил под форменной курткой пеструю рубаху. От нее, впрочем, почти ничего не осталось, зато этого нельзя было сказать о кожаной куртке. Вот находка так находка! Если она придется впору, это несказанно повысит его шансы на выживание.

Обувь мертвеца выглядела старой и растрескавшейся, но все равно не окончательно загубленной. Гордон аккуратно вытряхнул из ботинок кости и приложил подошвы к собственным ступням. Разве что чуть великоваты, но все же лучше, чем его драные мокасины.

Действуя с максимальной осторожностью, Гордон переложил кости в мешок, удивляясь, что запросто справляется с этой малоприятной необходимостью. Как видно, накануне вечером его покинули последние предрассудки. Единственное, что он еще чувствовал, — подобие почтения да ироничную благодарность к бывшему владельцу всех этих вещей. Он вытряс одежду, стараясь не дышать, чтобы не наглотаться пыли, и повесил на ветку проветриваться, сам же возвратился к джипу.

Так-так! Загадка пестрой рубахи продержалась недолго. Гордон мигом обнаружил в джипе голубую форменную гимнастерку с длинными рукавами и погончиками почтового ведомства. Даже через столько лет она выглядела почти новенькой. Значит, парень имел одну рубаху для удобства, а другую — чтобы не нервировать начальство.

Гордон еще в детстве замечал за почтальонами этот грешок. Помнится, был один — развозя жаркой летней порой газеты, надевал яркую гавайскую рубашку; он же никогда не отказывался от стаканчика холодного лимонада. Гордон порылся в памяти, но так и не сумел вспомнить его имя.

Приплясывая на утреннем холоде, чтобы совсем не замерзнуть, он натянул форменную рубашку. Если она и была ему велика, то лишь чуть-чуть.

«Может быть, я еще растолстею, и тогда она станет мне совсем впору», — вяло пошутил он. В свои теперешние тридцать четыре он весил меньше, чем семнадцатилетним.

В ящичке для документов Гордон обнаружил ветхую карту Орегона, вполне способную заменить ту, которой он лишился. Еще через секунду он издал радостный крик: его пальцы нащупали гладкий пластмассовый квадратик. Сцинтиллятор! Это еще лучше, чем утраченный счетчик Гейгера: уловив гамма-радиацию, приборчик станет мигать, причем без всякого источника энергии! Заслонив прибор от света, он разглядел слабые искорки, порожденные космическим излучением. Его свечение можно было не принимать в расчет.

Вот только зачем понадобилась эта штуковина довоенному почтальону? Пряча приборчик в карман брюк, Гордон недоуменно покачал головой.

Фонарь почтальона пришлось выбросить: батарейки превратились в месиво. Не забыть про рюкзак! На полу позади сиденья лежала вместительная кожаная заплечная сумка. Даже потрескавшись от сухости, лямки ее не утратили прочности, и наружные клапаны тоже были целы. Разумеется, она не заменит его рюкзак, и все же это неизмеримо лучше, чем вообще ничего. Он открыл главное отделение, и ему под ноги хлынул поток старой корреспонденции. Гордон поднял наугад несколько конвертов.

«От мэра города Бонд, штат Орегон, директору медицинского училища Орегонского университета в Юджине». Гордон прочел обращение нараспев, изображая Полония. Потом он перебрал еще несколько писем. Все адреса звучали помпезно и необыкновенно архаично.

Вот пухлое письмо от некоего доктора Франклина Дейвиса из городка Джилкрист с пометкой «срочно» на конверте, адресованное ответственному за распределение медикаментов по региону. Наверняка доктор просил удовлетворить его заявку в приоритетном порядке...

Пренебрежительная усмешка на лице Гордона сменилась озадаченной гримасой. Чем больше он перебирал письма, тем больше понимал, что ошибся в своих ожиданиях. Он полагал, что развлечется, читая всякие необязательные депеши и личную переписку. Однако в мешке не оказалось ни одного рекламного листка. Наряду с личной корреспонденцией в мешке преобладали отправления чисто официального свойства.

Так или иначе, у Гордона не было времени для подсматривания за чужой жизнью, тем более давно завершившейся. Он решил прихватить с собой дюжину-другую писем, чтобы проглядеть на досуге, а чистые стороны листков использовать для нового дневника.

Он старался не думать о невосполнимой утрате — старом дневнике, в который он на протяжении шестнадцати лет заносил свои наблюдения и который стал теперь поживой бывшего биржевого маклера. Только и утешения, что дневник будет не просто прочтен, но и сохранен, как и томик поэзии, тоже лежавший у Гордона в рюкзаке, — если, конечно, он правильно истолковал характер Роджера Септена.

Ничего, наступит день, когда он вернет свое достояние...

Но как здесь оказался джип почтового ведомства Соединенных Штатов? И что послужило причиной гибели почтальона? Частично ответом на эти вопросы стали пулевые отверстия в правой части заднего стекла.

Гордон взглянул на висящие на дереве вещи почтальона. Так и есть: и рубаха, и куртка продырявлены по два раза в верхней части спины.

Нападение с целью кражи автомобиля или ограбления водителя никак не могло произойти до войны. Почтальоны почти никогда не становились жертвами преступников, даже во время волнений, порожденных депрессией конца 80-х годов, предшествовавшей «золотому веку» 90-х. Кроме того, пропавшего почтальона обязательно отыскали бы.